Охота за святым Георгием

После взаимных приветствий, расспросов о здоровье, о том, о сем, после неизменной шутки: кого мне еще удалось нокаутировать? — далась же полковнику моя злополучная схватка с Грачевым на перроне дачного полустанка! — после всех этих лирических отступлений полковник неожиданно спросил:

— Анатолий Васильевич, вы разбираетесь в иконах?

Вопрос с подковыркой. Гончаров наверняка знал, что недавно в издательстве «Искусство» вышло мое небольшое исследование по древнеславянской живописи. Кстати говоря, мне немало пришлось потрудиться над ним.

— С каких пор вас заинтересовали иконы?

— Э, дорогой, — рассмеялся полковник. — Приходите завтра утром. Я вам такое расскажу… Ну как, придете?

Я с радостью согласился.

Уже после разговора я вспомнил, что завтра должен был ехать в Лузу. Как это не пришло мне в голову двумя минутами раньше!

Тихий переулок с палисадниками возле четырех и пятиэтажных домов, с пиками железных изгородей, с огромными окнами больших отдельных квартир. Академический уголок, удивительно похожий на кварталы английских особняков, только без позолоченных дощечек на входных дверях, без массивных звонковых шнуров, без горничных и швейцаров.

Пожалуй, я поторопился сказать, что без горничных. Дверь в квартиру вдовы профессора Бухарцева мне открыла прехорошенькая девушка в белоснежном фартуке, с веником и скребком в руках. Когда я сказал, от кого и откуда, девушка посторонилась и я перешагнул порог квартиры.

Я попал в храм, в настоящий храм. На стенах слабо освещенного коридора тускло поблескивали вереницы икон. Коридор казался длинным, сужающимся, и в конце его иконы будто смыкались, образуя острый угол.

— Ангелина Ивановна у себя? — почему-то шепотом спросил я.

Девушка кивнула головой на дверь в глубине коридора. У этой прехорошенькой гризетки поистине царственные манеры. Величественный кивок и плавное округлое движение рукой были достойны мадам Помпадур.

В комнате, куда я вошел, царил полумрак. Пахло лекарствами и духами «Красная Москва». На широкой постели, обложенная подушками, полулежала Пиковая дама.

Отечное крупное лицо, тонкие, почти бескровные губы, породистый, с небольшой горбинкой нос, слегка выдающийся подбородок с редкими седыми волосками — все говорило о том, что двадцатый век не первый в жизни Ангелины Ивановны. И только глаза смотрели живо, внимательно и — может, мне это только показалось — с изрядной долей лукавинки и настороженности.

— Пришли?.. Спасибо. Значит, академик Кравцов позвонил, а мне говорил: «Чепуха, старческие причуды…» Наверное, и вы так думаете?

Пришлось объяснить хозяйке, что академик Кравцов звонил полковнику милиции Гончарову, а тот поручил мне прийти и поговорить с Бухарцевой. Не мог же я рассказать ворчливой хозяйке, что капитан милиции Загоруйко в этот час ведет обстоятельный разговор в домоуправлении и в дворницкой.

— Слушаю вас.

Оказывается, вдову профессора последнее время не покидает тревога, что ее дом-музей будет обязательно разграблен.

— Я ночами слышу шаги. Иконы и древнеславянская живопись, которую всю жизнь собирал Павел Афанасьевич Бухарцев, а до этого десятилетиями мои дед и отец, представляют огромную ценность… Их хотят похитить. Я чувствую, я слышу…

Насчет ценностей вдова не преувеличивала. В этом я убедился даже до осмотра всей коллекции, собранной в квартире. В спальне Ангелины Ивановны висела одна из таких уникальных картин… «Святой Георгий»… Двенадцатый век — сообщала прибитая внизу позолоченная табличка. Подумать только, какая глубина — двенадцатый век! Все зыбко, тревожно, междоусобицы, набеги кочевников, битвы, волны свирепых завоевателей…

На темном фоне светилось бледное лицо с широко открытыми, запавшими глазами. Взгляд полон тревоги. Человек сжимает в одной руке копье, в другой — меч. Человек словно хочет сказать: надвигается беда, несчастье, но я, русский воин, готов умереть за родину!

Я загляделся на это чудесное произведение древнего русского искусства. С кровати донеслись слова:

— Смотрите, смотрите… Я тоже часто смотрю в эти тревожные глаза, и меня охватывает предчувствие надвигающейся беды. Я хочу бежать или застыть и принять мученическую смерть…

Что за чертовщина лезет в голову? Хотя оно и понятно… Темный коридор, увешанный ликами святых, бредовый разговор старой помешанной женщины, кругом иконы, молящие глаза, скорбно сжатые губы. Есть от чего с ума сойти. Тут не только шаги, а хороводы привидений почудятся.

Конечно, обо всем этом я ничего Ангелине Ивановне не сказал. Я должен был внимательно выслушать, пристально оглядеться, вынести определенное суждение и доложить.

Я старался изо всех сил. Ходил по квартире, беседовал, прикинул на глаз стоимость шедевров. И вот итоги моих наблюдений:

Первое. Коллекция икон древнерусской живописи, собственницей которой является Бухарцева, уникальна и баснословно дорога.