У Никитских ворот Андрей попросил Груздова остановить машину – до дома, в котором его бабушка купила квартиру, было недалеко, и он решил немного пройтись по бульварам. «До завтра, – сказал Груздов. – Не забудь, завтра у нас вечером стрельбы».
Андрей любил бродить по Москве пешком. Впервые та любовь к Родине, которую прививала ему с детства бабушка, как бы материализовалась, обрела плоть. Он пытался понять, что же действительно происходит в России. При коммунистах все было куда проще – железный занавес четко разделял мир на две половинки. Две сверхдержавы два лагеря, два полюса. Чем-то мир напоминал атомную бомбу – до тех пор, пока две урановые половинки не столкнулись друг с другом, атомного взрыва произойти не может. Это была жуткая стабильность, но все же стабильность.
С началом XXI века в мире, ставшем однополярным, геополитическая ситуация изменилась радикально. Соединенные Штаты практически правили всем миром, включая Россию, и многие американцы (Андрею не раз в этом приходилось убеждаться) искренне верили, что отсталой и нецивилизованной России это идет только на пользу. Конечно, долго это не могло продолжаться. Когда в мае 2012 г. Путин в третий раз занял пост президента, все поняли, что правила игры изменились – Россия не хотела больше оставаться только региональной державой. В Кремле решили вернуть ей прежний статус сверхдержавы. Для этого у нее было все то, чем обладал Советский Союз и даже такое оружие, которого еще не было у США. Но почти по всем остальным параметрам Россия отстала и от США, и от Европы, и от Китая. Время ли сейчас ей бряцать оружием? И пойдет ли ей на пользу «чекистский крюк», на который ее предлагает подвесить Черкесов? Жаль, что рядом не было отца. Не с кем было посоветоваться. С Груздовым же Андрей откровенничать не стал. Он был хорошим мужиком, по-своему открытым и широким, но и на его челе печать чекизма была отчетливо видна.
В августе 2012 г., в первые же дни его работы в Москве, Андрея пригласил к себе домой на вечеринку шеф Московского отделения USB News Стив Гардинг. Груздов предупредил его, что Гардинг использует свое агентство как крышу, а на самом деле он кадровый разведчик. И к тому же – из семьи бандеровца Гарденко, укрывшегося после войны в США. Когда гости стали расходиться, он попросил Андрея остаться. О том, что и у него были какие-то славянские корни, он не преминул уведомить Андрея в первый же день их знакомства. Он прекрасно говорил по-русски, хотя Россию и русских ненавидел и плохо это скрывал.
«Что будете пить, коллега? – спросил он Андрея. – Рекомендую классный напиток – водка “Путинка” с грейпфрутовым соком и льдом. Надеюсь, вы не заподозрите меня в симпатиях к Путину?».
«Думаю, что кроме водки с таким названием для этого нет оснований, – парировал Андрей. – Но я предпочел бы бокал бордо».
«Понятно. Ностальгируете по Франции? Могу предложить вам прекрасный “Медок” 2005 года. Не раз хотел поговорить с вами, Эндрю, но на работе как-то не получается выкроить время, – начал он разговор, потягивая виски со льдом. – Я посмотрел несколько ваших материалов. Все живо и интересно, у меня нет никаких претензий. Я понимаю, почему вы с такой симпатией пишете о русских – очевидно, сказывается зов крови. Я тоже этому слегка подвержен. Но есть русские и русские. Есть друзья Америки, а есть и ее озлобленные враги. Россия – великая страна с великой культурой и огромным интеллектуальным капиталом. В XXI веке она могла быть одним из главных центров добра. Но происходящее с ней сейчас – это катастрофа. Я надеюсь, что в один прекрасный день русские это поймут, и мы вернемся к конструктивным отношениям. Но пока Россия Путина ведет себя по отношению к США крайне враждебно. А мы с вами все же, прежде всего, американцы. Поэтому не имеем права на такую сентиментальность, когда любовь к русским березкам, к Достоевскому, Чехову и балету Большого театра распространяется на все русское, включая политику Москвы. А она тревожит не только нас. И в Европе, и в Азии вновь заговорили о русской угрозе»…
Гардинг прошелся по кабинету, покручивая стакан с виски, чтобы перемешать лед, и продолжил далее свой разговор, четко переходивший в инструктаж: