Охотящиеся в ночи

Я сморгнула пот и критически осмотрела стену. Нет уж, лучше по лестнице. Потянув за руку девушку, очень неохотно переставляющую ноги, я нырнула в темное гулкое нутро подъезда. Неожиданно пахнуло сыростью и гнилью. Старые стесанные ступени скользили под ногами, грязно-коричневая плитка и обитые потрескавшимся дерматином двери отправляли в славное, давно забытое прошлое. Нужная дверь отличалась от прочих наличием магической защиты и отсутствием запахов еды и просто обычного жилья, тянущихся из-под щелястых порогов. Ни единого зазора, потому что дверь аккуратно обделана плотными валиками, при движении створки наверняка шаркающими по полу.

Хм, и как снимать будем? А что, если…

— Значит, так, красавица. Подойди ближе. — Я обняла Марину за плечи и зашептала ей в ухо, тихонько отфыркиваясь от лезущих в нос волос: — Закрой глаза, протяни руки вперед.

Она послушалась, и я уловила среди запахов горя и отчаяния робкое наивное любопытство. Дрожащие пальцы замерли в считаных сантиметрах от черной двери и начерченной на ней тусклой сети.

— Вслушайся в тишину, попробуй ощутить что-то, не вписывающееся в нормальное мироощущение.

Марина задышала часто-часто, напряглась. Я почувствовала, как налилась холодом ее кожа, по мышцам будто пробежали незримые ручейки, острыми электрическими иглами впивающиеся в мои руки. Скопились на кончиках пальцев, в сумраке коридора разгораясь синими искорками, одна за другой срывающимися с рук и уютно устраивающимися на перекрестье нитей паутины.

Девушка принялась водить руками, выписывая неуверенные полукруги. Дохнуло пылью и солью. Невольно подавшись вперед, Марина коснулась руками паутины, испуганно дернулась, запутывая нити, захныкала, потому что те оставляли на коже красные полосы ожогов.

— Тащи! — резко дернув девицу за волосы, крикнула ей в ухо.

Та, рефлекторно сжав кулаки, отскочила от двери, затрясла руками, стряхивая ошметки паутины. Зло посмотрела на меня, размазывая слезы по щекам.

— Больно! — А голос такой жалобный. Как будто просит: «Пожалейте меня». А ведь так и хочется приласкать. Магия ушла вглубь, угасла до следующей провокации или спонтанного выброса, но в воздухе все еще висели отзвуки на миг зазвучавшей русалочьей песни. Меня передернуло. Не хочу о ней заботиться… Но тогда она перегорит.

— Угу. Ты молодец! — скользнула я к Марине, ласково коснулась шеи, провела по плечу, подхватила руку, носом уткнулась в запястье, коснулась горьковатой на вкус кожи языком:

— Заживет… даже не ожог.

А какая я молодец — и защиту сняла, обойдясь без любимого кинжала-глотки, и подопечную к магии приучила, позволив расходовать неконтролируемую силу. А то, что она опять эманирует на весь дом… Если сейчас сюда со всего подъезда сбегутся добровольные помощники, нам только легче будет. Помогут дверь взломать. Кстати, о двери.

— Теперь постой-ка сзади. — Оторвавшись от мягкой кожи, я легко отодвинула ошалевшую девушку к стене. Она, мелко дрожа в нервном ознобе, спиной сползла вниз, оставляя на серой штукатурке грязное пятно. Села, сжалась, обхватив колени руками, и застыла, разглядывая меня раздраженно и исподлобья.

Улыбнувшись, я прильнула к двери, нащупывая замок. Пальцами пробежала по косяку, когтем ковырнула личинку, располосовала черную, крошащуюся кожу и твердое, прочное дерево под ней. Вцепилась в большую, в форме львиной головы ручку, повела плечами, упираясь второй рукой в стену, а ногами — в гранитный плинтус. Дернула, насилуя мышцы плеч. В шее что-то треснуло. Из чего эта штука сделана, из железа? Еще раз!

Створка с хрустом выломалась из косяка, расщепившегося вдоль и тонкими длинными осколками осыпавшегося вниз. А рванувшийся навстречу густой аромат едва не сшиб меня с ног. Сжав раскалывающуюся от боли голову, я отшатнулась, пытаясь заблокироваться и уйти за хрустальную стену равнодушия. В глазах потемнело, к вискам будто огненные свинцовые плашки приложили. Кожа горела, противно ныли мышцы шеи, потянутые в момент рывка.

Пахло кровью. Кровью человеческого мага. Густой приторный аромат растекался по площадке неспешно, как медовый поток, льющийся через край большой дубовой бадьи. Свет и тьма… Сглотнув тягучую горькую слюну, мгновенно заполнившую рот, я перешагнула через порог.

В два шага миновав маленькую прихожую, уставленную темной мебелью, я замерла перед запертыми дверями. Стеклянная кухонная и светлая, инкрустированная красным деревом, меня не привлекли, а вот еще одна… Из-под нее отчетливо тянуло стремительно приближающейся смертью. Толкнув дверь, я заглянула в щель. Из сумрака дохнуло смешанным терпким ароматом крови и ритуальных благовоний. Было видно окно, затянутое темной тканью, и тонкие, тускло светящиеся багровым, концентрические линии на полу. Оплывшие свечи высились скособоченными белыми пирамидками.

Аккуратно пошарив по стенам, я щелкнула выключателем. И почти равнодушно, ничуть не удивившись, констатировала факт, что одним подозреваемым стало меньше.