Охотничье братство

Он был сыном петербургского дельца — очевидно, состоятельного человека. Сам Андрей кончил в Петрограде реальное училище, а высшее учебное заведение — в Гейдельберге. Естественно, бегло говорил по-немецки, знал и английский. Вскоре получил хорошую практику. Будучи еще студентом, попал в Архангельск, влюбился там в красавицу Серафиму, купеческую дочь, и отпраздновал пышную свадьбу. Серафима Николаевна — женщина редкой красоты, чисто северной, волоокая, с дивными светлыми волосами. Андрей, хвастаясь, говорил: «Надоели Мишке, — так он называл жену, почему неизвестно, — художники, все время предлагают ее рисовать». Будучи девушкой образованной и эмансипированной, она принципиально не захотела быть только женой и после переезда в Петроград устроилась в школе преподавать русский язык. Позже окончила высшее учебное заведение и стала уже лингвистом, научным работником. Андрей обожал свою жену и в нашем клане в этом отношении был образцом. Когда заходил разговор о прочности и непрочности брачных уз, об очередном разводе и кто-нибудь из скептиков говорил: «Нет на свете счастливых браков!» — все хором возражали: «А Борховы?» Детей у них не было. Может быть, потому они были особо внимательны и нежны друг к другу.

«Увенчанный лаврами» А. Ю. Борхов и маленькая Оля Ливеровская.

Самое удивительное, что охотник он был страстный — охотился смолоду, как позволяло свободное время, — но очень узкий. Знал только охоту с подружейной легавой, стаивал на вальдшнепиной тяге, не знал охоты с гончими, совершенно не понимал никакой следовой охоты, скажем, по пороше, или на лисиц с флагами, не бывал на глухариных токах.

Наши семьи подружились, и Андрей Юрьевич с Серафимой долгие годы все летние каникулы проводили вместе с нами. Вообще — тут я сделаю маленькое отступление — наша семья в силу каких-то причин привлекала другие семьи, и они, так же как и Борховы, начинали кочевать вместе с нами по красивейшим — и в первую очередь, конечно, охотничьим — уголкам. Постепенно этот кочующий лагерь становился многочисленней, — скажем, на Селигере из деревни Заплавье, где остановилась наша компания, в озеро выходили четыре большие парусные лодки. В Новгородской, Псковской, близко под Ленинградом, на Карельском перешейке, — где мы только не были! Похоже было на слетевший рой, многочисленный, дружный. Любопытно, что весь этот рой в конце концов привился около красивого озера Городно, в деревне Домовичи, Новгородской области. Прошли годы; мало того, что вместе с моей семьей в этой деревне перебывало гораздо больше ста человек, самых различных, но и половина домов оказалась принадлежащей нашей компании. Обдумывая причину этого, пришел к выводу, что первоначально объединяющей была охота, я же фанатик этой страсти, потому наша семья оказалась центром этого роя.

Андрей Юрьевич, хотя был старше многих в компании, быстро сошелся со всеми, особенно с молодыми. Сколько веселья, оживления он приносил с собой! Одновременно и житейский опыт. Из уст в уста со смехом передавались у нас «правила Борхова»: «Если ты попал под следствие, — молчи, ни в чем не признавайся, помни, что ты знаешь гораздо больше, чем допрашивающий…» Мы знали, что совет не умозрительный, а из опыта. Еще в царское время Андрей Юрьевич был два раза арестован за участие в студенческих демонстрациях, якобы в составе эсеровской группы. Сидел недолго.

Другое, несколько циничное, правило — а молодежь ценит такую категорию — звучало так: «Берегите ваших жен, не сообщайте им о своих случайных отклонениях от супружеского долга».

Для охотничьего образования Андрея я в первую же весну после нашего знакомства взял его на глухариный ток. И ему не удалось сразу взять глухаря. Когда же он, счастливый, возбужденный, держа в руках красавца глухаря, встретился мне на просеке, заявил: «Не знаю, Леша, пойду ли я еще на глухариный ток, ведь после этой охоты надо сразу по крайней мере на месяц уехать в сердечный санаторий».

Следующая совместная наша охота с ним была, так уж сложилось, на Дону. Две наши семьи по рекомендации моей сослуживицы Ещенко, доцента кафедры истории партии, добрались до станции Кантемировка и в городе Богучаре попали буквально в объятия ее родителей. Не забыть, каким украинским борщом нас угощали: ярко-красным, раскаленным, содержащим, видимо, все ингредиенты щедрой хохлацкой земли. А красочные рассказы пожилого хозяина дома, механика местной мельницы, тоже не забудешь! Скажем, такую фразу: «Я был у себя на работе, а в это время крестьяне под видом бандитов заняли город Богучар». Чувствовалась направляющая рука дочери.

От Богучара мы ехали на волах. Сухая, выжженная степь, жара. Возница на вопрос Андрея: «Скажите, лес у вас есть?» — гордо ответил: «Эге, есть целых три леса!» Надо было видеть расстроенное лицо Андрея — попал в место, где лес учитывался в штуках. Галиёвка — чисто украинский хутор, большой, протянувшийся вдоль Дона. Вверх по течению — меловые горы; ниже, после двух поворотов, знаменитая ныне шолоховская станица Вешенская.