Охотничьи тропы

Яков Григорьевич возразил:

— Ружье пролежало в воде двенадцать часов. Порох отсырел. Выстрела не произойдет.

Вечером собравшиеся на базу охотники поздравили меня с благополучным исходом дня. Все в порядке. Охотник опять с ружьем.

— Да, — сказал я, — хорошо, что кнопка оказалась на предохранителе, а я боялся, — думал, вперед подана…

— Так ведь двенадцать часов в воде ружье было?

— Ну и что ж…

— А ну-ка, испробуйте!

Мы выходим на крыльцо, я подаю кнопку вперед, и ружье, как всегда, дает два безотказных выстрела.

ЛЕТО

Вл. Холостов ЛЕТО

Возьми ружье: в прозрачном перелеске—
Брусничник спелый, сочная трава
И, капли рос разбрызгивая, с треском
Вдруг из-под ног взлетят тетерева.
Посыплются, задеты дробью, ветки,
И эхо выстрелы сто крат повторит вслух;
Как напоказ в твоей заляжет сетке—
Перо к перу — коричневый петух.
Что, плохо ли? Теперь пройдемся к речке,
Там в тальниках припрятан твой челнок.
Заедем в камыши и — вот он, вот он! — свечкой
Взмывает ввысь утиный табунок.
Пропал из глаз… Мерещится…
Мы пьяны
Настоем сена, солнца и ветров!..
Веди, тропа, нас в лес, в луга, в туманы,
На огоньки охотничьих костров!

Никандр Алексеев ЗА ТЕТЕРЕВАМИ

Нередко на охоте встает задача, от решения которой зависит успех.

С дороги, что идет из Новосибирска на Кубовую, я свернул в мелкую лиственную поросль. Августовское утро только намечалось. Моя опытная старая собака сделала несколько неуверенных стоек возле узкой полосы пшеницы, конец которой упирался в большой лиственный лес. Стойки моего лаверака в сущности не были стойками. Охотники про такие стойки говорят:

— Собака отмежила.

Да, несколькими отмежами она показала, что здесь была не одна, а несколько птиц.

По очертанию местности и по времени года надо было думать: был тетеревиный выводок. Но где же он? Пес обладал великолепным чутьем, никогда не копался в набродах, брал «верхом». И вот не взял. Обежал всю полосу пшеницы, обрезал заросли кустарника и — нигде никаких признаков. Сам себе не веря, опытный пес повторил сделанный им круг, перерезал во многих местах полосу пшеницы, приостановился и посмотрел мне в глаза вопросительно:

— Чтобы это значило? Куда подевались?

Поставленный втупик этим вопросом, я сел на пенек в конце полосы и приказал лечь собаке, которой было непонятно мое поведение. Утро только начинается — в это время самые сильные запахи — самые лучшие часы охоты, а хозяин сидит, бездельничает…

И я сказал собаке:

— Вот так задача!

Тетерева бесспорно были. Тетера привела выводок на пшеницу пешком. По воздуху опасно — ястреб может подсмотреть… Поклевали вкусных зерен и ушли обратно туда, откуда пришли, ушли домой. Но, в таком случае, собака безошибочно привела бы меня к месту пребывания выводка. Значит, дело было не так. Тетерева улетели. Но почему улетели? Улететь они могли только вынужденно. Кто-то их вспугнул. Кто? Человек? Но так рано… Что человеку здесь делать? К тому же утро росистое, и я заметил бы на траве полосу сбитой росы. Человека здесь не было. Зверь? Лиса? Но в этом случае зачем улетать? Можно подняться на ветки первых берез и дразнить своей недоступностью оставшегося в дураках зверя. Факт, что выводок улетел, а не ушел. Но человек и зверь тут были не при чем.

Я сидел в раздумье. День светлел. И вот мой взгляд упал на просеку, которой я до сих пор не замечал, и задержался на ее длинном просвете, идущем сквозь сероватые сумерки леса.

— Просека. Да, просека, — сказал я в какой-то смутной догадке.

Охотник нередко разговаривает со своей собакой, как человек с человеком. И я сказал ей:

— Джемс, я нашел.

Собака радостно вильнула хвостом, однако не решилась встать без моего разрешения. Я тоже сидел, довольный решением задачи. Не спеша, свернул цыгарку, закурил… и скомандовал:

— Вперед!

Просекой и только просекой… Старая умная тетера приводила на пшеницу свой выводок не пешком, как это делают все тетеры, а по воздуху, приводила просекой… Выводок здесь мог лететь низко, над самой землей, между двумя стенами высокого леса, и для ястребиного глаза его лет был невидим. И следов никаких не оставлено ни для собаки, ни для зверя.

— Умная тетера! — похвалил я.

Мы пошли. Джемс, распустив свое перо лаверака, то бежал по траве просеки, то сворачивал в гущу леса… Никаких признаков… Мы шли в направлении к дому, в пустом направлении. Мы уходили от охоты… И так прошли полкилометра, километр, — расстояние, на которое не летит тетеревиная молодежь.

Я заметил, что у Джемса даже пропала охота к поиску.