Охотничий дом

На старушку она совсем не похожа. С ее блестящими черными волосами и свежей, гладкой кожей Самира выглядит той же девушкой, какую мы знали в Оксфорде. А вот Джайлс, у которого раньше была густая шевелюра, смотрится совершенно другим человеком. А между тем Самира, возможно, изменилась куда сильнее Джайлса. Она всегда была язвительной, многих смущал ее острый как бритва ум и безупречный стиль. В Оксфорде она была занята буквально во всем – в делах профсоюза, разных спортивных секциях, театральных постановках и концертах университетского оркестра, и оставалась при этом заядлой тусовщицей. За четыре года она умудрилась потратить столько энергии, сколько хватило бы на десятерых, и все-таки получила диплом с отличием первой степени.

Сейчас она стала мягче, добрее. Наверное, из-за материнства. Или потому что с карьерой все идет прекрасно – похоже, в консалтинговой фирме, где она трудится, с нетерпением ждут ее выхода из декрета; нетрудно представить, что без нее там все разваливается. А возможно, это просто возраст. И у Самиры больше нет потребности доказывать, кто она такая. Завидую этому.

* * *

Джулиен вспоминал Оксфордшир, где мы встречали Новый год пару лет назад, – кажется, Эмма тогда была с нами впервые.

– Ха! – Марк глотнул из бокала. – Там я показал местным гопникам, кто здесь босс. Помните, один пытался на меня наехать?

У меня немного другие воспоминания.

Вот что я помню. Тогда образовалась странная компания. Пятнадцать человек – для вечеринки мало, для встречи близких друзей много. Тридцать первого декабря после обеда мы собирались пойти на скачки. Я воображала нечто изысканное, вспоминались сцены из «Моей прекрасной леди» и «Красотки». Но все оказалось не так. Девушки щеголяли настолько короткими юбками, что виднелись трусики от Энн Саммерс, а парни – загаром из солярия, дешевыми блестящими костюмами и плохими стрижками, и чем дальше, тем больше все шумели. Еда – немного икры и шампанского, много пирогов с мясом, эля и слабоалкогольных коктейлей. И все-таки было довольно забавно. Эти девочки в мини-юбках и мальчики в блестящих костюмах были, по сути, еще детьми, хвастливыми и самодовольными, прятавшими свою застенчивость за парами алкоголя, как делали до них мы.

А потом Марк отпустил замечание насчет того, «как много здесь нищебродов». Надо сказать, что мы были в полупустой части стадиона, пили свои коктейли, а большинство сидело внизу, ближе к беговым дорожкам, вопили, подбадривая своих лошадок. Но вокруг нас все же было немного зрителей. «Группа молодых людей», как написали потом в «Дейли мейл». Марку и в голову не пришло понизить голос. Такой у него характер. Иногда мне кажется, не будь Эмма настолько правильной, люди терпели бы его гораздо меньше.

Два пьяных подростка услышали его слова. И подскочили к нему. Было видно, что все это не всерьез. Мальчишки просто хотели как-то поддержать свое самолюбие, ну как в документальных фильмах про животных, когда младшие самцы в стае не должны проявлять страх, чтобы их не сожрали. Вполне понятная реакция.

Один парень, невысокий и худой, с едва пробившейся подростковой щетиной на подбородке, одет был в особенно кричащий полосатый костюм.

– А ну, повтори, приятель.

В голосе подростковая писклявость, едва ли ему было больше девятнадцати.

Я ждала, что Марк извинится, разрядит обстановку – обратит все в шутку. Потому что это был единственный разумный, взрослый способ все разрулить. В конце концов, мы были намного старше. А Марк на голову выше своего полосатого противника.

Но Марк ударил его. Сделал два шага и ударил кулаком прямо в лицо. С такой силой, что голова парня дернулась назад. Парень рухнул как подкошенный. Шум, треск, похожий на звук стартового пистолета на скачках; я думала, такое бывает только в кино.

Мы стояли просто ошеломленные, как и стайка его приятелей. Казалось, его друзья ответят на удар, попытаются отомстить. Ничуть не бывало. Во всем этом было что-то жестокое. Слишком внезапно, слишком безжалостно. Было видно, что подростки в ужасе.

Они склонились над ним, когда он пришел в себя, спрашивали, как он. Он жалобно стонал. Из носа текла ярко-красная кровь, но меня куда больше напугало, что струйка крови показалась и изо рта. Никогда раньше не видела, чтобы у кого-то изо рта шла кровь, разве что в боевиках. Оказалось, мальчик откусил себе кончик языка, когда голова ударилась о землю. Пару недель спустя я прочла об этом в интернет-версии местной газеты. Там также говорилось, что полиция ищет виновника. Правда, говорилось и то, что парень был из местной шпаны, так что всерьез кого-то искать не будут.

Я тогда обратила внимание, что Эмма вовсе не выглядела потрясенной. Помню, еще подумала, что, наверное, она уже раньше видела Марка таким. Меня поразило, какую собранность она тогда проявила, словно ждала чего-то подобного.

– Надо уходить, – сказала она. – Пока никто нас тут не узнал.

– А если он серьезно ранен? – спросила я.