Охотник

Говорили, что особенность старых, опытных магов — в конце концов они начинают путать магическое и реальное пространство. И это опасно — можно потерять себя, расщепить сознание, и тогда результат предсказуем.

Не выходя из магпространства, Сергар медленно подкрался к столу, за которым некогда восседал дежурный клерк. Остановился в шаге от объекта, удобно устроившегося на столе и выглядящего как случайно попавший сюда булыжник, протянул обе руки вперед, покачивая их вверх-вниз, будто разминаясь перед тренировкой, а когда вошел в ритм пульсациия артефакта, резко «потянул» из него Силу, сделав из себя что-то вроде насоса, перекачивающего магическую энергию назад, туда, откуда она прибыла в «сосуд», именуемый магическим артефактом. В океан Силы.

Через секунду он понял, что вляпался, как последний дурак! Артефакт был таким мощным, таким могучим, что с ним не смогли бы справиться и мастера артефакторы, не то что одинокий, не очень умелый боевой маг! Магический водоворот Силы подхватил Сергара, стиснул его, как железными клещами и бросил в бесконечность пространства, как весенний поток выбрасывает щепку во взбаламученное море.

Последней мыслью было почему-то:

«Три артефакта в вещмешке… кто-то поживится! И крысы… Не повезло… мне не повезло!»

И Тьма, поглотившая сознание без остатка.

* * *

Мария Федоровна тяжело вздохнула, выдернула подушку из-под затылка, осторожно придержав голову Олега. Тот лежал тихо, едва дышал, глядя в потолок голубыми, будто выцветшими глазами. Выцветшими за время болезни. Долгой, очень долгой болезни. Два года, два долгих, страшных года после катастрофы… и полгода неподвижности, похожей на кому. Нет, это не была кома в обычном понимании слова, Олег глотал, когда пища, или вода попадали ему рот, моргал глазами, когда они уставали от света, но… у него не было воли. Вообще никакой воли. С того дня, как он наглотался таблеток, после которых его едва откачали, Олег исчез. Вместо него появилось «нечто» — растение, овощ — бессмысленное, безмозглое, безвольное. Только через месяц после попытки самоубийства сына Мария Федоровна узнала причину происшедшего — Оля. Та самая Оля, что вначале бывала у Олега часто, каждый день, потом все реже, реже, реже… и когда не осталось надежды на то, что он будет когда-то ходить, а исчезла совсем. Говорили — переехала вместе с родителями в новый дом, куда-то за город, в элитный поселок.

Как так получилось, что Олег встретил Ольгу у фонтана? Почему он поехал туда именно в тот день, когда она со своим новоиспеченным мужем решила сфотографироваться на фоне памятника влюбленным? Судьба, наверное.

Но это было последней каплей. Через несколько дней Олег покончил с собой. Да, именно покончил — Мария Федоровна за эти полгода обращалась к нескольким врачам, один был даже светилом медицины, профессором со стажем лет сорок, и он, как и все, сказал — поврежден мозг, и Олег умрет. Не Олег — тело Олега. Олега в нем уже не было.

То же самое сказал экстрасенс, которого Мария Федоровна пригласила после долгих раздумий — делает ли она правильное дело, и будет ли общение с с «колдуном» угодно Богу? За время болезни сына женщина истово уверовала, особенно тогда, когда врачи сказали что нет надежды на поправку Олега, и что поможет ему только чудо. А откуда ждать чуда, кроме как от Бога?

Экстрасенс оказался дядечкой лет шестидесяти, лысоватым, добродушным, и как ни странно — денег не взял, сказал, что с бедных не берет, особенно тогда, когда ничем не смог помочь.

А еще — сказал, что Олега больше нет. Улетела душа, не хотела быть привязанной к телу. Пустая оболочка, не человек.

После его ухода Мария Федоровна проплакала всю ночь, потом решила, что будет поддерживать сына столько, сколько сможет. Пока жива. И пока жив Олег. И будь, что будет.

Женщина посмотрела в худое, обтянутое иссиня-белой кожей лицо сына, потерла свой высокий лоб, страдальчески сморщилась, помотала головой, отгоняя слабость — душевную, и физическую.

Ей было трудно. Встать в четыре утра, подмести асфальт вдоль дома. Потом вымыть лестницы в подъезде. Платили не так и много, но зато она была рядом с сыном. Денег было мало, едва-едва хватало, чтобы обеспечить себя и сына едой и лекарствами, но Мария Федоровна не жаловалась. Раз Бог назначил ей такое испытание, значит он ее любит. И сына любит. И неважно, за что им досталась такая любовь. Совсем не важно. Главное — верить!

Стянула с Олега простыню, пододвинула ближе кастрюлю с теплой мыльной водой и стала обтирать сына, время от времени обмакивая край фланелевой тряпки в пахнущую цитрусами жидкость. Закончив процедуру, перекатила Олега на бок, выдернула из-под него клеенку, простыню, перестелила, вымыв испачканную нечистотами прорезиненную ткань в той же кастрюле, накрыла сына простыней, взяла кастрюлю и пошла в ванную.