Охотник

— Это не темница! — рыкнула девка, закручивая особо хитрую спираль удлиняющимся по ее желанию мечом — Это крепость! И ты, старая мерзкая сука, тут сдохнешь! Ты не заберешь меня!

Клаш-клаш-клаш!

Бам!

Щит разлетелся деревянными занозами.

Бам!

Вместо мечей девушка теперь орудовала двумя дубинами с шарами, усаженными острыми шипами. От ударов этих страшных орудий убийства разлеталась домашняя утварь, так любовно устроенная в этой «крепости».

Разлетелся телевизор, вдребезги разбился чайный сервиз, стоявший на полках, сами полки в полированной мебельной стенке были превращены в древесное крошево. В комнате будто порезвился бешеный жеребец, вволю побесившийся на паркетном полу — его стальные подковы разнесли все, до чего смогли достать.

— Получи! Получи, сука! — девица визжала так, что заглушала стоны развратной парочки, невесть как снова оказавшейся в целом, нетронутом телевизоре.

Комната приобрела прежний вид — похоже девица сама не осознавая того поддерживала равновесие придуманной «норки», в которую забралась, прячась от Смерти.

«Вот оно что! Равновесие!» — стукнуло в голову лекарю, и он решился. Отпрыгнув назад, испарил свое оружие, и сделав пасс, метнул в стену комнаты самый мощный огневик, какой мог создать, представив, что и он, и девушка защищены магическими экранами.

Огневик получился знатный — громадный, в обхват, таких в жизни не бывает, и грохнул он будто корабельное орудие, выстрелы которого Сергара видел по телевизору. Стену просто вынесло, разнесло в клочья, а комнату заволокло гарью и дымом.

Стена тут же появилась снова, но хозяйка «крепости» была вынуждена замереть, занятая восстановлением прежней структуры «крепости», и тогда Сергар напал — могучий удар сбил девушку с ног, вбив ее в стену, с которой посыпались книги, картинки, какие-то фигурки, любовно расставленные на полочках. Сергар выпустил мощный заряд силы, представив, что вяжет девицу с ног до головы толстенными путами, больше похожими на корабельные канаты. Теперь — если бы с пленением ничего не вышло, если бы душа девушки смогла порвать путы — участь незадачливого лекаря была бы предрешена. «Сука Смерть» точно осталась бы в этой крепости навсегда. В виде груды «костей».

Девушка рванулась, канаты натянулись, затрещали… и выдержали.

Завыла, зарычала, потом начала плакать, рыдать, жалобно всхлипывая, как маленький ребенок. И тогда Сергар взвалил ее на плечо, подошел к двери, которую создал в стене и высадил эту дверь ногой, разнеся на мелкие кусочки.

Путь был свободен, и Сергар шагнул за порог.

* * *

Девушка вскрикнула, затряслась, кровать заходила ходуном — девицу, зажатую под телом лекаря били судороги.

Затрясся и Олег — он будто боролся, пытаясь прижать пациентку к постели. Оба рычали, хрипели, завывали, и выглядело это так страшно, что Зоя все-таки не выдержала. Она бросила к кровати, хотела схватить Олега за плечи и стащить с дочери, но не успела.

Маша перехватила ее руки и отбросила женщину прочь:

— Не трогай! Он сказал, чтобы ему не мешали!

— Она умрет! Она сейчас умрет! Он ее убивает! — взвизгнула Зоя и снова бросилась вперед.

Но Маша была настороже — схватив безутешную мать за волосы, она рванула ее в сторону, добавив коленом в обтянутый халатом зад с такой силой, что старшая медсестра с грохотом врезалась в дверь туалета.

На пару секунд Зоя застыла на полу, упав на колени, ошеломленная ударом. Лицо женщины скривилось в гримасе, достойной Медузы Горгоны, и через мгновение в ее руке оказалось оружие — эмалированное ведро с отбитым краем. Размахнувшись, Зоя Федоровна метнула этот снаряд в голову Маше, спокойно, с прищуром ожидавшей атаки поверженной соперницы.

Ведро с невероятным грохотом врезалось в стену, покатилось по полу, не причинив увернувшейся Маше ни малейшего вреда — чего-чего, а драться Маша научилась еще в детстве — тот, кто не умеет дать сдачи не может выжить в этой жизни. Особенно на их улице.

— Что, что случилось?! — в комнату попытался проникнуть постовой, но швабра, которой была подперта дверь, не дала ему этого сделать. Полицейский лишь заглянул в щель между косяком и дверью, и тут же отпрянул, пораженный открывшейся картиной — на кровати лежал голый Олег, из-под которого виднелись конечности и голова голой же девицы, а над ними таскали друг друга за волосы разъяренные медсестры. Блузка на груди Маши была порвана вместе с лифчиком, груди вырвались на свободу, а из носа Зои Федоровны капала кровь, покрывая халат сочными рубиновыми пятнами.

Постовой не успел ничего предпринять — сильный удар девичьей ноги уже захлопнул дверь, отрезав его от сверхинтересного зрелища:

— Назад! Не смотреть! Убью!

В Маше проснулась настоящая валькирия, или берсерк в женском обличье. Она поудобнее захватила Зою Федоровну за шею и классическим броском через бедро шваркнула о платяной шкаф, полностью выведя из строя гадкое изделие рук пьяного мебельщика, десять лет ожидавшее, когда кто-то наконец-то прекратит его уродское существование.