— Машенька, когда колдун будет принимать, а? Мы уж тут заждались! — Женщина в простом потертом платочке поймала Машу за руку и на секунду затормозила ее бег.
— Будет, будет! Я же сказала — позвоню! Ну чего сюда-то претесь?! — Маша скорчила злобную гримасу, вырвалась из цепких рук женщины и быстро, цокая каблучками по лестнице, сбежала вниз.
— Ты какого черта пускаешь всех кого ни попадя?! Ух, паразит, глаза бы выдрала! Стоишь тут, орясина, дармоед!
Помятый, будто с бодуна, охранник ошеломленно похлопал глазами, но ничего не сказал. Не дождавшись ответа, Маша шмыгнула на улицу, а он остался стоять на месте, грудью ощущая заветный полтинничек, похрустывающий в своем удобном ложе нагрудного кармана. Глупый вопрос — «почему пускаешь?»!
Охранник фыркнул, скривил губы и подошел к стойке гардеробной, где по случаю летнего времени и отсутствия тяжелой верхней одежды без работы скучала гардеробщица баба Маня.
— Баб Ань, видала? Совсем обнаглела эта сучка! Проститутка! Возомнила о себе! Медсестричка какая-то, а туда же! Вот же тварь! Распоряжается, как у себя дома!
— Ты это… Сема… потише с ней, — баба Аня заговорщицки подмигнула правым глазом и, наклонившись к охраннику, тихо шепнула: — Она с главврачом вась-вась! С колдуном опять же только она дело имеет. Даже Зойка вхожа только после ее указания! И кстати — ты че жаловаешься? Ты сколько имеешь в день с клиентов-то колдунских? То есть сам за щет Машки живешь! А еще выступаешь! Вот узнает она, что ты на каждом углу ее поносишь, поганишь не по делу, таких тебе пилюлей вставит — будешь бежать да попердывать — прямо до мойки Гургена, откуда тебя поганой метлой погнали! Скажи спасибо — сюда взяли! А ты еще и хулиганишь. И вобче — жадный ты парень, нехороший! Вот сколько уже денег поимел, а с бабушкой-то не поделился! Хучь на конфетки бы когда дал, а?
— До фига вас на конфетки! — охранник покраснел и, отходя от старухи, злобно бросил: — И ничего я не имею, не ври! Клевета! Дура старая!
— Старая-то старая, да внучок научил меня на телефон-то снимать. Хошь, картинки покажу? Интересныи-и-и… глянь-ка — это не тебе ли кто-то что-то протягивает? Не ты ли денежку в карман кладешь, а?
— Вот сука старая! Да на, на свой полтинник! Подавись! — охранник шлепнул перед старухой голубенькую денежку, и в душе его пролилось ведро дерьма. Стало так погано, так отвратительно-печально, что на глаза набежали слезы — ну что за жизнь такая?! Даже старуха, мерзкая, воняющая потом и сладкими дешевыми духами, — и та его шантажирует! Удавить суку!
Баба Аня не знала, как близка была к гибели. Она уж давно подумывала слегка пощипать охранников, не делящихся своей добычей. Если бы не внук — никогда бы не догадалась. Молодец, Павлуша! Голова! Всего пятнадцать лет — а соображает, как депутат! Далеко пойдет… если не посадят, как папку. И-э-э-эх… что за жизнь такая!
— Ты рублей сто в день бабушке давай — и делай, что угодно!