Охотник

Охотник кубарем скатился по лестнице и выбежал на площадь. Ему навстречу метнулась разъяренная ведьма с острыми, как кинжалы, когтями. Себастьян выстрелил из пистоля прямо ей в голову. Ведьму отшвырнуло назад, перевернув в воздухе, а охотник уже вступил в схватку с тремя крестьянского вида мужиками. Из оружия – только топоры и вилы, которые они каким-то невероятным способом пронесли на площадь сквозь все патрули и заставы, но нападали они слаженно, словно бы орудия сами вели их руки, выискивая жертву.

Себастьян выстрелил из оставшегося пистоля, убив одного на месте – не до церемоний. Клинком срубил черенок топора, а вилы просто отбил рукой в сторону. Крестьяне побросали остатки орудий и бросились врассыпную.

– …Я есть бог! – голос бродяги сбивал с ног. Грозовые тучи быстро сгущались в только что ясном небе. Колдуны не ошиблись в своих предчувствиях. В ближайших улочках и переулках закружил снежный буран, только на самой площади еще было ясно и светло.

Сильва распахнула окно и подняла вверх руки, готовя свое колдовство, и только негромко повторяла и повторяла:

– Слишком рано! Еще слишком рано!..

Солдаты окружили Ламберта и остальных высоких лиц плотным кольцом, пытаясь вывести их с площади, но начавшийся буран мешал осуществить это намерение. Впрочем, многим придворным все же удалось улизнуть, пробившись сквозь остатки толпы и затерявшись в снежной мгле. Король же, канцлер и Пьетрианни стояли рядом, плечом к плечу. Бежать им было некуда. Каждый из них по-разному реагировал на творившийся вокруг хаос: канцлер Гроу недовольно качал головой, сжав губы, словно безмолвно выговаривая нерадивым подчиненным, допустившим подобное вопреки всем указаниям, Ламберт неверяще смотрел по сторонам, так до сих пор и не осознав масштаб катастрофы, а его святейшество безостановочно бормотал бессвязные молитвы себе под нос.

Себастьян схватился еще с кем-то, потом еще. Он даже не успевал идентифицировать своих противников, просто рубил направо и налево, стараясь не задеть своих, забыв на время о всех правилах, просто стараясь выжить и добраться до темноволосой.

Краем глаза он заметил, как в десятке шагов от него Купер упал на колено под натиском сразу четырех нападавших, Себастьян никак не успевал ему помочь. Широкий мясницкий нож раскроил голову его другу, но и его обидчиков постигла быстрая смерть от мечей подоспевших охотников и агентов.

Глупо, как все глупо…

Рошаль все же нашел проход в непробиваемой стене вокруг пророка. Или, может быть, сама стена внезапно исчезла, и капитан в мгновение ока оказался рядом с беснующейся в экстазе обезьяной, ловко зайдя бродяге со спины. Он замахнулся, намереваясь одним ударом покончить с ним, но тот звериным чутьем осознал опасность и прыгнул вверх, увернувшись от удара, и тут же упал вниз, прямо на Рошаля, подмяв его под себя. Капитан от удара выронил меч, вывернулся и схватил бродягу за шею, пытаясь задушить. Рошаль всегда по праву считался одним из лучших бойцов королевства, по праву возглавляя корпус, он являлся образцом для всех охотников, примером для подражания, идеальным воином. Но и его железные мышцы не могли совладать с нечеловеческой силой бога-обезьяны.

Пророк медленно разжал руки капитана, оторвав их от своей шеи. А потом посмотрел ему прямо в глаза и вцепился зубами в горло. Кровь залила все вокруг, тело Рошаля судорожно задергалось, а бродяга все грыз и грыз, рвал зубами. Что-то хрустнуло, бродяга поднялся на ноги и резким движением поднял правую руку вверх.

Оторванная голова капитана с широко открытыми глазами, застывшими в предсмертном удивленном осознании собственного бессилия, – вот что он держал.

И все, кто еще сражался в этот момент, отступили назад в ужасе.

А глаза ожившей обезьяньей маски сверкали яростным огнем, залитое кровью лицо скалилось, клыки угрожающе блестели. Где-то высоко в небе сверкнула первая молния.

– Я – бог! Примите меня сейчас или никогда!

На этот раз угроза подействовала. Больше половины солдат и агентов пали ниц, моля о пощаде. Некоторые просто ретировались, со всех ног убегая как можно дальше от всего этого ужаса.

Пророк-обезьяна в три огромных прыжка оказался рядом с замершим в испуге Ламбертом, притянул его за богатые одежды к себе, дыхнул гнусным воздухом ему в лицо и ласково спросил:

– Принимаешь меня?

– Принимаю! – король затрясся всем телом и повторил, как заклинание: – Я принимаю, принимаю!..

Бродяга выпустил его из рук, и Ламберт кулем рухнул на дощатый помост. Канцлер пророка не интересовал, а вот к Пьетрианни он подскочил. Тот пытался отбиться, но силы были далеко не равно.

Пророк запрыгнул ему на шею и прокричал прямо в ухо:

– Где твой бог? Нет его! Беспамятный оказался еще и безучастным! Его нет, а я есть!

И свернул Пьетрианни шею.

Себастьян внезапно оказался рядом с темноволосой. И по стечению обстоятельств они остались вдвоем, друг напротив друга. Им никто не мешал.