Охотник

Он даже не посмотрел на пистолет. Его серебристый взгляд не отрывался от меня. Хотела бы, чтобы он отвел глаза, потому что в них я видела Хантера, которого знала. Мальчика, который однажды порвал свою лучшую рубашку, чтобы остановить кровь, когда я упала и порезала ногу, и потом отнес меня домой. Мальчик, предложивший пописать на мою ступню, когда меня ужалила медуза на отдыхе в Мексике в семь лет.

Мальчик, которого я любила еще до того, как узнала, что такое любовь.

— Ты слаб, Хантер, — прошептала я. Медленно развернула пистолет на себя и приставила к своему виску так же, как это делал он. Его челюсти сжались, когда мой палец двинулся к кольцу вокруг спускового крючка, и он сорвался с места.

Подобно вспышке молнии бросился ко мне, выхватил пистолет из рук и отбросил на диван. Тот отскочил, но остался на сидении. Хантер повернулся ко мне с пылающими глазами.

— Не надо, — выдохнул он, его руки напряглись и стали еще больше, — никогда, мать твою, не приставляй это к своей голове снова!

— Почему? Я спасала твою работу.

Слова едва слетели с моих губ, когда он набросился на меня. То, как он сжал ладонями мое лицо и накрыл мой рот своим, было убийственным. Я прижалась к стене, задыхаясь от напора его движений. Шок парализовал все тело, когда он резко поцеловал меня. Его язык пробежался вдоль сомкнутого рта, в ответ я сжала рубашку на его спине и укусила за нижнюю губу.

Низкое рычание вырвалось из его горла, но он не смягчился. Лишь поцеловал еще сильнее. Целовал до тех пор, пока все не закружилось к чертовой матери, и я с трудом могла собрать мысли в кучу. Пока все мое тело не загорелось от его прикосновений и не стало реагировать на каждое его движение.

Он был подобен виски. Яркий, богатый вкус его губ опьянял и усиливал разрушающую силу его прикосновений.

И тогда... меня словно ударило. Он прикасался ко мне. Целовал меня.

Двадцать минут назад он мог убить меня!

Эта мысль придала мне сил оттолкнуть его. Я закрыла рот руками, когда его взгляд обжег меня таким злым огнем, которого никогда не видела. Сердце тяжело билось, что ощущала его во всем теле, и не могла отдышаться, но как он, черт побери, посмел?!

— Как ты посмел, — выдохнула, глотая воздух. — Как, мать твою, ты посмел прийти в мой дом и поступить так со мной?! — Я ударила ладонями его по груди, но он не пошевелился. — Блядь, Хантер! Что за черт? — Я толкала его снова и снова, но он был слишком силен для меня. С тем же успехом можно было бить кирпичную стену, несмотря на то что вкладывала в удары все свои силы.

Его руки резко поднялись и схватили мои запястья, чтобы остановить. Хватка была железной, но не болезненной, кожу покалывало в тех местах, где терлись его грубоватые ладони.

— Как я посмел? — его голос был убийственно-тихим. — Как я посмел?! С девушкой, чьи последние слова были «я абсолютно уверена, что однажды выйду за тебя замуж». С девушкой, которая дала гребаное обещание, что всегда будет моей, и без единого, нахрен, слова исчезла через двадцать четыре, мать твою, часа, а, Эдди? Как, блядь, я посмел, когда ты сбежала от своей семьи, от всех, кто любил тебя?! Как я посмел разбить свое чертово сердце и плакать гребаные дни, когда думал, что ты умерла???

— Мы должны были уйти! — не хотела повышать голос, но вышел именно крик, и такой грубый, что горло засаднило. Я так сильно дернулась в его руках, что ему пришлось отпустить меня. Зажмурилась, пропустив пальцы сквозь волосы. — Ты думаешь, мы так хотели уезжать? Серьезно, мать твою?! Я хотела рассказать тебе, где нахожусь, но не могла. Слишком рискованно. Это не было капризом или сиюминутным желанием.

— Зачем? — спросил он хрипло. — Зачем ты ушла?

— Он продал меня! — я отошла и обняла себя руками. Это все еще ранило, даже теперь, десять лет спустя. Он был моим отцом, и я любила его больше жизни до того момента, как осознала, что была для него всего лишь пешкой.

Хантер замер. Выражение его лица стало угрожающим, а напряжение, пронизывающее верхнюю часть тела, оправдывало данное ему прозвище. Каждый дюйм его тела выдавал охотника.

— Он сделал что?

— О! — я рассмеялась, хотя радоваться было нечему. Смех вышел горьким и саркастичным. — Твой драгоценный крестный отец не рассказал тебе, не так ли? Твой любимый босс не сообщил, что задолжал чужой семье и продал меня, чтобы расплатиться.

Он не двигался... все еще. Он походил на статую, хотя, я уверена, что внутри кипели эмоции. Как ад, готовый извергнуться. Для человека было неестественно настолько себя контролировать.

Был ли он вообще человеком?

Не знаю. Когда посмотрела на него, как смотрят на хищника, готового нанести смертельный удар, я поняла, что это не мой Хантер. Он был незнакомцем, тем, кого я должна была бы знать, но и за всю жизнь не смогла бы этого сделать. Шрамы на его кулаках доказывали, насколько опасным он был, мозоли на ладонях демонстрировали, что не боится драки.

Было ли у него настоящее сердце? Я была уверена, что только что видела что-то, но было ли это лишь отражением прежних чувств или все же настоящими эмоциями?