Охотник

Финн и Медведь были настолько различными, насколько могут быть различными два индивидуума. Их свел вместе случай, и остаются они вместе по почти непреднамеренному и, видимо, временному соглашению. В других обстоятельствах они могли бы стать смертельными врагами. Но каким-то образом в течение этих дней и ночей между ними образовались какие-то узы. Что-то большее, чем просто чувства попутчиков, большее, чем просто товарищеские отношения. Как ни странно, они становились друзьями.

Если бы его спросили. Финн мог бы сказать, что в его жизни нет места дружбе. Свирепая, стальная решимость, которая овладела им, потерявшим Джошуа и Джену, решимость, ставшая более холодной и твердой во время мрачной погони, полностью захватила его. Оцепенение, поразившее его, когда Медведь открыл, что происходит с юными девушками, попавшими к Рабовладельцам, все еще отражалось в его глазах и накладывало отпечаток отчужденности, которого раньше не было.

В то время Финн был молодым человеком, который оказался один-одинешенек в мире, которого почти не знал, столкнулся с врагами, которых знал еще меньше и нес на себе тяжелую ношу боли, горести и утраты. Сам того не сознавая, он очень нуждался в друге. И Медведь, Брат по крови или нет, идеально подходил для этой роли. Их растущая близость стала особенно очевидной Финну, а может быть, и Медведю на пятую ночь их совместного путешествия. Медведь вспомнил о днях своей молодости, и Финн внезапно спросил его, откуда взялось его имя, и что оно, собственно, означает.

Медведь подергал себя за бороду, неуверенно поерзал и попытался сменить тему. Но Финн, заинтересованный, нажал на него.

— Да, глупая это история, — пробормотал Медведь. — Наверное, ты будешь смеяться до колик.

— Я не буду смеяться, — пообещал Финн.

Медведь взял палочку, наклонился и написал на земле "МЕДВЕДЬ".

— Ты читаешь? — спросил он.

— Немного, — ответил Финн. — У Джошуа было несколько книг Забытого Времени и он чуть-чуть научил меня.

Медведь хмыкнул:

— Похоже, отличный парень твой папа. Нашему миру нужны такие, как он. А я никогда не учился читать. Братья по крови не умеют. Но иногда Рабовладельцы выкапывают старые книги и вещи и я украл несколько штук, прежде, чем Братья по крови пустили их на растопку. Выучил я несколько букв, и как писать свое имя.

— Так что же твое имя? — настаивал Финн.

Порывистый вздох.

— Видишь ли. Братья по крови сами дают свои имена малышам. Большей частью по их облику и поступкам, и чаще всего не очень-то изящные. Я знавал одного по имени Рваное Брюхо, и Редкозубого знал, такая вот ерунда. Со мной тоже, — он уныло почесал бороду. — Ты уже заметил, что я довольно-таки волосатый. А когда я был моложе, я был еще большего желтого цвета, чем теперь. Все другие смеялись, пока я не вырос и не начал бить им морды. И все же имя мне дали из-за этих желтых волос. Только когда я стал старше, я укоротил его и получилось: Медведь.

— Так все-таки, какое же имя было? — не отступал Финн.

— Если хочешь знать, — проворчал Медведь, — меня звали Медвяноголовый.

Довольно долгое время Финн честно смотрел на Медведя и на его лице ничего не было написано. Но постепенно его лицо побагровело, зубы сжимались все крепче, и он уже не мог сдерживать странную дрожь, сотрясавшую все его тело. Наконец, он уже не смог сдержаться. Финн взорвался заразительным смехом.

— Медвяноголовый! — задохнулся он и хохотал, пока слезы не полились из глаз, а ребра не заболели, как переломанные.

А потом засмеялся и Медведь, его бас словно исходил из большого барабана. Лесные зверюшки застыли в изумлении, наблюдая из темноты, как двое людей катались по земле, ухватившись за бока, а девственный лес вторил незнакомому звуку смеха.

Наконец, хохот начал стихать. Финн судорожно старался взять себя в руки, а громкий смех Медведя перешел в звучный хохот.

— Сынок, — сказал Медведь наконец. — Мне было бы очень приятно, если бы все, что я тебе рассказал, исчезло из твоей памяти.

— Я постараюсь, — отвечал Финн, все еще сдавленным голосом. — Или я размозжу себе башку.

— Да, смех помогает при таких страданиях, как у тебя, — пророкотал Медведь. — И я думаю — тебе нужно было такое лекарство, как раз сейчас.

Он был совершенно прав, думал про себя Финн следующей ночью. Вспышка веселья, казалось, смягчила тени, уменьшила внутреннее напряжение. Боль и чувство утраты все так же оставались с ним, как и его свирепая решимость. Но они больше не висели на нем непосильной ношей, не угрожали вытянуть из него всю душу и сердце и превратить его лишь в холодную, горестную и пустую скорлупу, идущую к своей цели, как машина. Или, подумал он мрачно, как подобие Рабовладельцев.

И именно Медведь дал ему первый толчок к выходу из тяжелого состояния — он снова становился нормальным человеком. Медведь — его друг.

Начинало смеркаться. Финн бежал трусцой по пустому кустарнику и нес трех жирных перепелок, которые обеспечат им ужин.