Охотник

Гном нежно шепнул что-то вроде «Дырокол», лапушка…», и бережно протёр ствол масляной тряпочкой. Хотя, возможно мне это и показалось. Способность слышать другие звуки ко мне вернулась минут через пять. А может, во мне просыпаются скрытые псионические таланты?

Мертвецы, оставшись без единой направляющей воли, остановились, затем дружно повернули в лес. Было заметно, что яркое весеннее солнышко им совсем не в радость.

Быстро, то и дело срываясь на бег, проскочили опасный участок. Толя на бегу прислушался:

– Гляди-ка - винтокрылы возвращаются! Упустили, раззявы…

Однако, это были не вертолёты. Гул нарастал и нарастал, наконец, мы увидели их. Тройка Ту девяносто пятых плыла медленно и величественно. Огромные винты рубили воздух. Затем из-за леса показались ещё три. И ещё. По сторонам посверкивали юркие звёздочки МиГов. Толик присвистнул:

– На Томск пошли!

Все помрачнели. Если рванёт Северск, мало не покажется всем. Не сговариваясь, прибавили шаг. От мертвецов, вроде, оторвались, но ядерный взрыв лучше пересидеть в специально оборудованном убежище. Витёк споткнулся.

– Что за?

Грязное, перемазанное тосолом бревно, лежащее поперёк дороги, пошевелилось. Сверкнул металл. Медленно киборг повернул голову. Одного фотоэлемента не было, челюсть страшно перекошена. Так же замедленно, опёрся на остаток правой руки, пытаясь сесть.

– Ах ты, железяка недобитая!

Витя навёл РПК.

– Аста ла виста, бэйби!

Всё забываю спросить, что эта ритуальная, применяющаяся при отстреле терминаторов фраза означает. Хотя - действует - и ладно.

Пули 7.62 без труда пробили тонкую височную часть черепа железного человека.

– Вишь, Петрович, не всех поймали!

Толя улыбается.

– По сторонам смотрите!

Не люблю, когда меня называют Петровичем.

«Цыгане», меж тем, используют ситуацию по-своему. Пара минут, и, вместо худо-бедно организованной колонны - табор. Кто-то разводит костёр, кто-то побежал в лес. Да откуда вас таких набрали?

К нашей группе бочком-бочком подходит немолодой сельчанин.

– Братушки! Дело есть. К Оазису бы сгонять.

Настораживаюсь.

– Что за Оазис?

Оказывается, выбросило тут в феврале кусок тропиков. Дивной красоты природа. И, что интересно, существует как бы сам по себе - вокруг сугробы, метели, а шаг ступи - весна, и плюс тридцать тепла. Сначала народ побаивался ходить, а потом кто-то из заплутавших разглядел ночью сияние. Артефактов собрал больше пяти кило.

Выпотрошили тот оазис тогда подчистую. Однако, с тех пор артефакты там нет-нет, да появятся. Один, а то и два в неделю - это уж местные подсчитали.

Переглядываемся. Кто с трассы сходит, тот дома не ночует, конечно. Но всё же…

– Веди, Сусанин.

Дорожка отыскалась быстро, причём довольно натоптанная. Без помех прошли двести-триста метров, и подошли к «железке». И тут я заметил её.

– Катька! Ты чего тут делаешь?

Смотрю в лицо, потом перевожу взгляд ниже. Краснею.

– Ты чего…без одежды?

Рядом с головой свистит пуля. Оборачиваюсь, перевожу взгляд обратно - никакой Катьки уже нет.

– Вон, за тем деревом!

Автоматная очередь - Ребята что-то расстреливают в лесу. Подбегает Толя:

– Ты как?

Без сил опускаюсь на землю и теряю сознание. Снова вижу Катю, о чём-то хочу спросить. Не успеваю.

– Живой он!

– Бледный какой…

Это Сусанин.

– Петруха, идти сможешь?

Встаю. Без посторонней помощи. Окружающий мир слегка размыт и кружится.

– Я в порядке. Пошли.

Стыдно перед ребятами. В простейшую ловушку попал.

– Эээ… Заманиха была?

Сусанин пытается блеснуть знаниями. Улыбаемся.

– Да нет. Это посерьёзней штука. Суккуб.

– Суккуб?

Мужик бледнеет. Кажется, он уже не рад, что пошёл за хабаром. Жадность, впрочем, довольно скоро перевешивает.

На ходу потихоньку прихожу в себя. Лес кажется безлюдным и безопасным. Снег уже сошёл, и, кое-где, сквозь заросли жёской прошлогодней травы, словно маленькие бело-синие звёзды, пробиваются первые подснежники.

– Ёк!

Сусанин резко останавливается.

– Ничего себе!

Да, такого я ещё не видел. Роскошные цветы, чудные, не нашего вида деревья - всё покрыто льдом.

– Это кккак?

Почему-то начинаю заикаться. Сусанин скребёт пятернёй затылок. Похоже, у него пропал дар речи.

Всё искрит в набирающем силу весеннем солнышке, и не тает. Да, дело ясное.

– Ходу, ребята!

– Погодите!

Сусанин бухается на колени.

– Дайте хоть пошукать трошки! Уж дошли ведь! Может, артефакт какой найдём, командиру вашему подлечиться. Я пошукаю, а вы здесь постойте!

Отходим на пару шагов, оглядываемся.

– Ну, пошукай.

– Я быстро!

Обмотал голову грязной тряпкой, в два прыжка преодолел заграждение из ледяных цветов, и, захрустел-затопал по замерзшей траве. Пару раз остановился, наклонился, что-то ощупывая, немного погодя развернулся, и, согнувшись пополам, резво побежал обратно.

Добежал, резким движением сорвал обледеневшую тряпку - и упал, заходясь в хрипе.

– Да, мужики. Минус семьдесят там точно есть. А то и все сто - выразил общее мнение умный Анатолий.

С уважением посмотрел на мужика, перевёл взор на тряпку - двумя театрально-удивлёнными изгибами виднелись примёрзшие брови. Мужик слепо пошарил по лицу, отдышавшись, буркнул:

– Брови ерунда, отрастут. Лёгкие чуть не поморозил.