Охотник

Как эти ребята лепреконствуют, Кел видал и раньше, — перед невинными туристами, гордыми тем, что отыскали самобытный ирландский паб, какого нет ни в одном путеводителе. Они убедили легковерного американского студента, что узкое окно в углу благословил святой Ляхрас[32] и если через него пролезть, точно попадешь в рай, и студент уже наполовину протиснулся, когда возмущенный Барти выскочил из-за бара и втащил гостя за седалище штанов обратно. Они подступались с тем же самым к Келу в первые несколько месяцев его здешней жизни, но одеваться во все зеленое, чтоб подольститься к местному Маленькому народцу[33], или, когда Кел рассыпал мелочь, обойти паб задом наперед, чтоб отвадить неудачу, Кел отказался. Тут другое дело. Они не пихают мужику в глотку несусветные объемы чепухи, чтоб глянуть, что он сумеет проглотить. Тут операция более изощренная и кропотливая, более серьезная.

— А вот это убойная мысль! — восклицает Джонни, повертываясь от Пи-Джея ко всем сидящим в нише. — Пи-Джей тут говорит, что не годится принимать человека на родине без того, чтоб песен вместе не попеть.

Вид у Пи-Джея такой, будто за собой никаких таких мыслей он не заметил, но он услужливо кивает.

— Ох батюшки, — с восторгом произносит Рашборо. — Песен вместе петь? Я на таком не присутствовал с тех самых пор, как в детстве гостил у бабушки.

— Тащите сюда гитару, — приказывает Сонни Кону, Кон тут же оборачивается и выхватывает инструмент из угла у себя за спиной — явно так и было задумано. Если Рашборо хочет наследия, он его получит.

— Бляха-муха, — радостно обращается Март ко всем за столом, — ничего нету лучше, чем песен попеть.

Обычный репертуар «Шона Ога» теми вечерами, которые оказываются музыкальными, — смесь традиционной ирландщины с чем угодно от Гарта Брукса до Дорис Дей. Сегодня все напрочь зеленое, в изысканном диапазоне оттенков — преимущественно тоска по родине, бунт, бухло и красотки. Пи-Джей начинает с «Полей Атенрай» насыщенным меланхолическим тенором, Сонни подхватывает, вопя во всю глотку «Дикий бродяга» и хлопая по столу, аж стаканы скачут. Рашборо зачарован. На слезливых песнях он откидывает голову на спинку диванчика, глаза прикрыты, стакан забыт в руке; на лихих отстукивает ритм по ляжке и подтягивает в припевах. Когда доходит очередь до него самого, он исполняет «Черную бархатную ленту»[34] — негромким чистым голосом, который почти в струе прочего, если не считать выговора. Знает все слова.

Толпа в пабе кочует и вихрится, без спешки, но методично. Люди медлят у входа в нишу, слушают пение, или обмениваются новостями, или ждут, когда развиднеется у бара; через несколько минут двигаются дальше, предоставляя место другим. В нишу никто не вторгается. Кел и не ждал никаких вмешательств. Скоро они захотят познакомиться с Рашборо, однако это может денек подождать. Пока же им достаточно кружить, собирать впечатления, чтоб обсудить их на досуге: его одежду, прическу, повадки, похож ли он на Фини, похож ли на миллионера, похож ли на того, кто приспособлен к драке, похож ли на дурака. Кел не уверен, как должен выглядеть миллионер, но, на его глаз, этот тип в драке способен нанести немало урона и как дурак он не выглядит совсем.

Черед петь добирается и до Кела. Подбавить зелени он не рвется даже если б хотел, смотреться он будет бестолковым туристом, а сходить за туриста он сейчас не намерен. Берется за «Дом восходящего солнца»[35]. Для распевов в пабе у Кела голос что надо — громкий мужской, ничего вычурного или броского, но слушать приятно. Джонни замечает, что Кела включают в общий круг как само собой разумеющееся, Джонни это не нравится — и Кел это видит.

Приняв свою долю аплодисментов и предоставив Десси петь «Трудный путь на Дублин»[36], Кел направляется к бару. Барти, доливая сразу в два стакана, кивает ему, но перевести дух, чтоб поболтать, не успевает. Лицо у него потеет пуще прежнего.

— Женщины, — говорит Март с глубоким неодобрением, появляясь за плечом у Кела. — В пабе этом сегодня битком женщин.

— Всюду пролезут, — со всей серьезностью соглашается Кел. — Как считаешь, пусть сидят дома и растят детей?

— Ай, Есусе, да нет. Двадцать первый век у нас. Право на ночной разгул у них такое же, как у кого угодно. Но атмосферу они меняют. Тут не поспоришь. Ты глянь-ка. — Март кивает на девицу в розовом платье — та приплясывает с кем-то из подружек на немногих квадратных дюймах пола между столиками и баром. Поблизости с надеждой болтается здоровенный детина в слишком облегающей футболке, производя судорожные телодвижения, какие вроде бы должны сообразовываться с девицыными. — Такого ли ждешь в пабе вечером в понедельник?

— По-моему, я такого здесь вообще никогда не видел, — со всей честностью признается Кел.