Охотник

— Вполне возможно. Мои парни пробежались и опроси ли всех свидетелей, что нашли, предъявляя фото Соколова. Никто его не опознал. Ни у речки, где нашли Свиридова, ни в парке у колодца с футболистом, ни в доме, где произошел пожар с семью погибшими, ни во время пропажи другого парня, что ехал в пионерлагерь. Никто его не опознал… Думаю, ты прав, нереально уничтожить столько людей за один день в одиночку, а контактов у Соколова не было. Никто ему не помогал — это точно.

— У нас в этом деле только одно доказательство. Те женщины, что доставили его в больницу, сразу опознали парней как тех, кто избивал его. Так что Соколов вполне мог отомстить, тем более по его характеру. Но сделал ли он это?

— Пока возьмем его с испытательным сроком, присмотримся. А там дальше видно будет, — сказал подполковник.

— Принимается. Я тоже так подумал. Время покажет, что он за человек.

На следующий день к назначенному времени я появился в управлении, у дежурного на входе получил временный пропуск с указанием кабинета, где меня ждут. Дальше пошла работа. По приказу Власова я начал вести некоторые записи, что его заинтересовали. Например, о том, что в это время было не известно или еще не придумали. Ведь во мне сосредоточились знания и опыт работы силовых подразделений за более чем пятидесятилетний период. Есть чему мне поучить предков.

Работали мы с ним три дня, пока он не собрал все исписанные листы в папки и не отбыл в Москву.

После отъезда подполковника жизнь потекла своим чередом, только вместо спортзала МООПа я стал ходить в спортивный комплекс, то есть в то крыло, где занимались сотрудники КГБ. Меня там многие знали, так что влился я в коллектив достаточно быстро. Согласно просьбе Власова, я не учил местных ничему серьезному и специфическому, только рукопашная, ножевой бой и особо — штурм помещений. За мной закрепили шесть сотрудников, с ними-то я и занимался. Ладно хоть ставить себя и играть мускулами было не нужно, многие меня знали, поэтому я пользовался, как неплохой инструктор, искренним уважением у подопечных. Причем двое из них имели звания капитанов, а один так вообще был майором.

Когда подошло время, я сделал фото в служебном фотоателье и отдал фотографии, мое заявление уже было у них. Форму шить не пришлось, в ателье было несколько френчей, подобрали, навесили нужные погоны и сфотографировали. Все просто.

Ну, а когда я получил паспорт — раньше мне не могли его выдать даже по просьбе КГБ, — я передал новые данные в управление и получил просьбу зайти в отдел кадров через три дня за новеньким удостоверением и получить положенное оружие и вещевое имущество.

Как я и говорил, так и текла жизнь своим чередом. Разве только стоило упомянуть, что книгу я наконец дописал и в данный момент переписывал ее набело, пока — девятнадцатого — не закончил.

Ну, а двадцатого июня, предупредив всех, кого можно, и выправив отпускные документы, стал собираться. Кстати, удостоверение младшего лейтенанта КГБ я все-таки успел получить. Более того, как и вещевое имущество, и табельное оружие, последнее к моему искреннему удивлению (что-то тут нечисто). Завсклада выдал мне ПМ в пушечном сале и записал за мной АК, оставив последний в оружейке. А вот к ПМ кроме пятидесяти патронов, двух запасных магазинов, наплечной кобуры и чистящих средств еще выдал пять пачек патронов для отстрела пистолета в тире управления. Ничего, отстрелялся неплохо. Инструктор, принимавший плановую стрельбу, был в восхищении.

Так что хорошо смазанный и снаряженный пистолет был при мне в подмышечной кобуре. Сдавать мне его не требовалось, даже когда я находился в отпуске. Как и сказал Власов, он всегда должен быть при мне. Правда, теперь постоянно приходилось ходить в куртке, а ведь лето было жарким.

В общем, предупредив всех, я собрал чемодан и сел на поезд, идущий на Москву.

* * *