Охотник. Кто-то мне за все заплатит!

"Алтуфьев" - его голова беспомощно болталась на шее, которую уже не поддерживал позвоночник (Сергар уже пожалел, что сломал шею - надо было убить негодяя по-другому!) - медленно поднялся, руками попытался поправить падающую голову, но оставил попытки, свесив ее на плечо. Глаза покойника поморгали, уставившись на Сергара, затем он тяжко вздохнул и с выдохом просипел:

- Слушаю тебя, хозяин!

Сергар содрогнулся под взглядом мертвых глаз, но не дрогнул, не отшатнулся, когда тяжело шагнувший живой мертвец приблизился к нему на расстояние шага. Это было жутко, отвратительно, все рефлексы опытного грабера говоорили: "Убей! Отрежь ему голову! Расчлени на части! Это живой мертвец! Враг!" Рука сама собой потянулась на пояс, где обычно висел длинный нож, или скорее - короткий меч, которым так удобно отсекать голову ожившим трупам.

Меча, само собой, не было, и когда рука хватанула вместо рифленой рукояти пустоту, Сергар опомнился, встряхнулся, как выходящий из сонной одури сторожевой пес, и коротко приказал:

- Возьми пистолет. Впереди спрятались мои враги. Найди их, и убей! Когда убьешь - вернешься назад.

Он сунул в руку покойника пистолет, из которого стрелял, там еще должны было остаться немного патрон. Взял другой пистолет, у второго охранника - эти пистолеты были большими, насколько он знал - на двадцать патрон, так что должно было хватить на все. И тут же сильно пожалел, что разнес головы телохранителям Вампира - нужно было их сохранить, но тут Сергар действовал автоматически. "Уничтожив врага, снеси ему голову, или разбей череп, с тем, чтобы мозг покинул черепную коробку. Тогда вражеский маг не сможет поднять мертвеца, используя его против тебя" И плевать преподавателям, что уже давно никто не может массово поднимать мертвецов - положено - делай! Свалил - добей до конца!

"Алтуфьев", держа в руке два здоровенных пистолета, медленно зашагал вперед, и Сергар снова передернулся, скривившись от боли в груди. Этот оживший труп слишком уж напоминал тех бродячих мертвецов, которых Сергар убивал на протяжении пяти лет, мага просто-таки захлестнули воспоминания.

"Дождь, грязная мостовая, заваленная обломками домов и черепицей с крыш, пятеро "бродячих", бросающихся в бой, как стая обезумевших псов. Они визжат, рычат, на их крик бегут еще с десяток тварей, а Сергар все никак не может добить этих и для того, чтобы отрубить у них по пальцу уже не остается времени. А только по предъявлению больших пальцев правой руки мертвеца и двух глаз в конторе граберов дают вознаграждение. То есть теперь вся эта возня напрасна - риск, финты, выпады, брызги вонючей черной жидкости, которая налита в жилах покойников вместо крови - все зря!

Бежать! Только бежать! Все остальное потом! И на мостовой шевелятся безголовые тела, неспособные двигаться без своего протухшего мозга, валяются головы, которые скалятся, щелкают зубами и моргают, глядя на то, как вниз по улице убегает из погубитель."

- Гля, парни! Это еще что за чудо?! Стоять! Стой! Аааа!

Ударили автоматные очереди, пистолетные выстрелы потерялись в этом реве и грохоте, звучащем невыносимо для ушей в замкнутом пространстве дома. Пороховой дым затянул помещение, напоминая сизый туман, и некоторое время нельзя было различить, что происходит в дальнем конце комнаты.

Потом раздались стоны умирающих, одиночные выстрелы, и снова медленные, размеренные шаги, только теперь они были неровными, шлепающими, будто шел человек, с трудом поднимающий ноги над полом.

Сергар глянул на подошедшего к нему "Алтуфьева", и к горлу подкатила тошнота - отвык уже от вида развороченных тел, от запаха внутренностей, валяющихся на земле, от всего того, что составляет обыденную жизнь любой войны, только в книжках для глупых подростков описываемой как красивое, благородное приключение, которое приятно вспомнить и о котором хочется рассказать другу, или любимой женщине.

Сергар не испытывал желания рассказывать о войне - никому и никогда. Как только речь заходила о "славных битвах" - перед глазами вставали трупы товарищей разрубленные, разорванные пополам, безголовые. А еще - похожее на страшное тесто черно-красное месиво, которое образуется после того, как ноги солдат толкут землю, обильно поливаемую их кровью.

У "живого" трупа не было лица. Один глаз, правый, смотрел на Сергара не моргая, пристально, будто старался запомнить. Второй глаз свисал на сосудах, белых нитях, раскачиваясь при ходьбе и с влажным похлопыванием ударяя по развороченной груди.

Нижней части лица не было вообще, осталась только верхняя челюсть, белеющая искусственными, нейлоновыми зубами.

Груди, как такой, собственно и не было. Как и левой руки. Автоматные очереди срезали грудину, частично обнажив сердце, оторвали руку, будто обрубили топором и вспороли живот, из которого теперь свисали сизые кишки, волочившиеся следом за мертвецом и на которые он наступал ногами, разрывая, растаптывая их в лепешки. Пахло нечистотами, кровью, мясом - как на полет битвы после сражения.