— Тхаги, я хочу, чтобы ты существовала отдельно от меня. Твоя жизнь отныне мне неподвластна! Твоя душа больше мне не принадлежит! Я отпускаю тебя! Отпускаю… моя богиня…
Это было так же грандиозно, как при освобождении Годфреда.
Прямо на моих глазах чёрная кожа мутации начала отлетать рваными кусками от лица Афены и растворяться в воздухе. Одновременно с этим из её груди вырвался поток энергии, совершенно прозрачный, как ветер.
Весь зал окатило холодом.
Меня толкнуло назад ледяным дыханием Смерти, невидимым и безжалостным. Я не знал, куда смотреть, потому что не видел освободившейся души. Она была незримой, неуловимой, потаённой, а потому никому не подвластной. Владычицу смерти никто не смог бы убить, потому что убивать было нечего.
Я и Афена уставились в небо, но ничего не увидели.
— Где Тхаги?.. — выдохнул я.
— Она везде, Тайдер, — ответила девушка. — Поэтому её так боялись боги.
Внезапно я ощутил лёгкое прикосновение к щеке, будто кто-то невидимый прижался к моей коже губами, прохладными и приятными.
— Ещё встретимся, Стин… — прошелестело в ушах.
Такое обещание от Богини Смерти вызвало мурашки.
Правда, уже через секунду это ощущение прошло, потому что Афена кинулась мне на шею. На ней не было ни единого признака мутации. Она обнимала меня, целовала и снова обнимала, будто боялась, что всё это исчезнет.
Не исчезло.
Ни мы, ни этот склад, ни горы праха вместо морфи, ни мёртвые люди, ни разрушенная республика вокруг нас. Победа была соизмерима жертвам. По-другому не бывает — это и был тот самый баланс.
Я посмотрел на небо.
Боги, что когда-то пришли вместе с Артазаром и бились с людьми, начали исчезать прямо на глазах у всего города. Один за другим, они растворялись в воздухе, десятками, сотнями, разного класса и силы.
— Тхаги забирает их в свою тюрьму, — прошептала рядом Афена. — И вряд ли она теперь позволит открывать Альманах через людей.
Я думал, что последним исчезнет Бог Жизни (Годфред всё ещё держал его за шею), но Тхаги оставила его здесь. Видимо, для равновесия сил. Все три Космических бога теперь были на свободе, и, если честно, мне не нравилась мысль, что Бог Жизни продолжить творить дерьмо, которое творил до этого.
«Я возьму его на поруки, чувак, — пообещал мне Годфред. — Поверь, ему будет не до пакостей».
Мы продолжали смотреть, как небо очищается, слышали, как люди кричат от радости. Теперь это была их планета. Почти. Некоторые боги остались здесь, вместе с людьми, как и сама Тхаги.
Как и Годфред.
Всё такой же огромный, он склонился к земле и посмотрел на меня.
— Вторая Эпоха Одинай на подходе. Сделай всё так, чтобы мне не было стыдно. — Он улыбнулся и добавил: — Чувак.
После этого он исчез вместе с Богом Жизни и его посохом, но я ещё несколько секунд смотрел на опустевшее небо с ощущением, будто часть меня ушла, растворилась в воздухе прямо на моих глазах.
«Прощай, Годфред, Бог Вечной Ярости», — мысленно ответил я.
Афена опять меня обняла, но ненадолго. Потом мы услышали обречённый выкрик Бога Ночи:
— Моя Луна!
Я и Афена бросились к Нари.
Она всё ещё лежала на полу, среди пыли и крови, а над ней склонялись уже двое — Нокто и Кэйнич. Кириос был слаб, но уже смог подняться. А вот Бог Ночи, казалось, совсем обессилел. Он стиснул в руке свой амулет, и он уже не мерцал. Одного взгляда хватило, чтобы всё понять: живительные реки от посоха Бога Жизни так и не дотянулись до Нари.
Белый ручей помог только Кэйничу, потому что он был ещё жив, а Нари уже невозможно было вернуть. Она умерла ещё до того, и лишь Тхаги замедлила её смерть, но такое не могло длиться долго.
Закон Равновесия… и в этот момент я ненавидел его всей душой.
Афена разрыдалась, прижавшись ко мне. Мы опустились рядом с мёртвой девушкой, и никто из нас не трогал ни её душу, ни её тело. Наследница Катьяру лежала, закрыв глаза, будто спала.
— Моя Луна! Луна! — завывал Бог Ночи.
И тут вдруг в моей голове прозвучал уже знакомый голос Годфреда:
«Всего один раз. Я сделаю это всего один раз. Заставлю Бога Жизни совершить то, что ему подвластно, и нарушу собственный закон ради нашей дружбы. Но больше меня о таком не проси. Никогда. Ни ради кого. Тот, кто умер — уже умер. Ты должен это принять, иначе начнётся хаос».
Как только его голос затих, Нари вдруг шумно вдохнула. Это казалось чудом. Это и было чудом!
Афена замерла, перестав плакать, и ошеломлённо уставилась на ожившую дикарку, Кэйнич отпрянул назад, побледнев до мучного цвета, ну а Бог Ночи медленно поднялся на ноги. Он посмотрел на небо в проломленной крыше и прошептал:
— Ты великодушен, наш великий король. Бог Ночи, твой слуга, никогда этого не забудет.
Затем Нокто поднял с пола амулет и вложил его в слабую руку Нари, ещё не открывшей глаза. Бог Ночи оставил реликвию ей, после чего перевёл взгляд на меня и попросил:
— Отпусти меня, коллекционер. Я больше не враг тебе и никогда не буду.
Я не собирался его держать. Бог Ночи лишился Опоры в бою, но снова обрёл свою Луну, и дело было вовсе не в амулете.