Охотник на санги

– Господин Председатель! Может, вы расскажете пастве, почему саты напали на Хани-Дью?

Нэй меня ответом не удостоил. Зато кто-то из экологов крикнул:

– Стыдно, молодой человек! Если бы не решительность Председателя, саты сейчас вили бы гнезда на наших могилах! Фигурально выражаясь, разумеется…

– Фигурально выражаясь, ваш Председатель – говорящая обезьяна! Он развел войну на ровном месте, а всех спас Егор.

Я и не заметил, как рядом со мной очутилась Фаина – взъерошенная и ужасно сердитая.

– Эй, крошка, шла бы ты к Кратеру! – тявкнул Табаки. – Ты же так любишь подглядывать за своим парнем! Гы-ы-ы!

Не знаю, что почувствовала Фаина. Мне вдруг стало больно, будто обидели меня. Но наподдать Табаки я не успел. Нэй аккуратно, не меняясь в лице, сам ударил его под дых. Табаки жалобно взвыл и согнулся пополам, придерживая руками свою дурацкую шапочку. Нэй тяжело посмотрел на Фаину и тихо сказал мимо микрофона:

– Ты сделала плохой выбор, Фанни.

А в микрофон он сказал следующее:

– Вы видите, братья и сестры, кое-кто даже приписывает себе мифическую победу! Дескать, саты ушли не потому, что испугались, а просто им объяснили, что они поступают плохо! Среди вас есть же опытные люди, ветераны… Вы когда-нибудь слышали подобное?

– Нет, – покачал головой парень в американской форме.

– Нет, – подтвердил Альфред фон Дитцен.

– И я не слышал, уважаемые. На Земле. Но я рад, что во Вселенной хоть кто-то дружит с головой!

Дед! Выйдя вперед, он гусарским жестом пригладил усы и заявил:

– Я вам вот что скажу. Мы бы тут отражателями друг друга мочили до морковкина заговения, а мой внук за сутки все уладил! Молодец, Егорка!

Я приосанился. И ведь действительно, выходит так: пришел я, весь в белом, поболтал с богами, потом с сатами – и войне конец!

Но тут Нэй нанес ответный удар.

– Меня здесь обвиняли в том, что это я развязал войну, – вкрадчиво произнес он. – Но разве я виноват в том, что саты ошиблись дверью? Спросите у господина Гобзы, У господина Смоллетта! Они знают, кто непосредственный виновник произошедшего!

– Было бы хорошо, если бы вы, господин Нэй, в дальнейшем именовали меня сэром Персивалем Смоллеттом. Или бароном Мэллори. Как вам будет угодно, – холодно сказал сэр Перси.

Нэй засмеялся:

– Взгляните, братья и сестры! Вот человек, который умер четыреста лет назад! Он до сих пор носится со своими титулами. При этом его дом – грязное пятно Хани-Дью. Вы только посмотрите, кто у него в друзьях: бродяга-оборотень. Исламский экстремист. Адъют-неудачник. К тому же он пользуется минутами слабости наших братьев и сестер и сбивает их с пути. И теперь – я в этом уверен – он прячет некоего Энрике Тореса…

– Вот сволочь, – шепнул я подошедшему Бэзилу. – Теперь он натравит на нас всех собак. И почему же я, бестолочь, его не убил?

Действительно, тут же посыпались вопросы: «Кто такой Энрике Торес?», «Вы объясните толком, что, черт побери, произошло?» и даже «Сэр Перси – оборотень?»

Нэй умело раскачивал настроение толпы. Ему очень хотелось сделать нас изгоями, а тут такой случай… Ведь наша версия произошедшего действительно была причесанной. Мы ни словом не обмолвились о метафизической роли Энрике Тореса, который по-прежнему прятался в доме сэра Перси. А что с ним было делать? Отдать на растерзание «согражданам»? Они, конечно, милые люди, но зачем же так тесно сужать кольцо?!

– Надо его пустить по другому следу, – заявил Бэзил. – Это под силу только вам, леди.

– Мне? – фыркнула Фаина. – Может, мне устроить стриптиз?

– Ход беспроигрышный, – согласился Бэзил, – но могут быть невинные жертвы.

– Оставь ее в покое, – вмешался я. – Ей неприятно с Нэем разговаривать.

– Тебя забыли спросить! Я сама знаю, с кем и о чем мне разговаривать. – С дружелюбной улыбкой Фаина обратилась к Нэю: – Послушай, Алан, на сегодня хватит дуэлей. Или мы расходимся, довольные друг другом, или все поймут, кто здесь главный провокатор. Прости мне «говорящую обезьяну» и все остальное…

Они несколько мгновений смотрели друг на друга в упор. Потом Нэй опустил глаза.

В тот день мы разошлись, довольные друг другом.

На этой оптимистичной ноте, Сурок, закончилась эпопея с пришельцами. Сатов никто больше не видел – ни в Хани-Дью, ни в окрестностях. И только их брошенные гнезда остались на правом берегу реки – единственный мемориал минувшим событиям.

Жизнь быстро вернулась в прежнее русло. Дед, троекратно расцеловав меня на прощание, уехал в свое Запорожье. Энрике Торес тоже нас покинул. Воспользовавшись вертолетом из осиротевшего Диланова ангара, я самолично доставил его в научный городок Квангелей и без сожаления с ним простился, оставив его среди динозавров.

Однажды утром зазвонил телефон. С колотящимся сердцем ни свет ни заря я прискакал в «Шамбалу». Вирата встретил меня как ни в чем не бывало. Он коротко сообщил, что можно приступать к выполнению плановых чудес, и ни словом не обмолвился ни о моем визите в Корону, ни о сатах, ни о других проблемах вселенского уровня.