Ну а почему с нами пошла летчица, вы уже знаете.
Лыжи и лыжные палки нашлись на всю группу. С учетом того, что лежало в ремлетучке (еще две или три пары Кузнецов, похоже, притащил из своих, крайних походов «по периметру»). Собственно, у меня опробованные в предыдущем ночном выходе лыжи были, ремонтников пришлось переобуть с сапог на несколько великоватые (явно снятые с покойников), но зато вполне совместимые с мягкими креплениями лыж валенки. В дополнение к которым я, чуть ли не насильно, заставил их натянуть поверх галифе стеганые, ватные штаны (минимальный запас зимнего обмундирования у Гремоздюкина, как оказалось, тоже был, как-никак старшина, а это во все времена даже не профессия, а скорее образ жизни!). Ну а летчице Заровнятых мягкие крепления лыж удалось более-менее подогнать под унты – как я успел понять, Кюнсты обращались с разного рода лыжной приблудой вполне профессионально.
С оружием было сложнее. Я, кроме своего обычного набора, взял испанский «маузер» покойного капитана (трофейные револьвер и ПТР я оставил Гремоздюкину с категорическим приказом любой ценой вывезти их к нашим и предъявить как лишнее свидетельство грубого вмешательства англичан в эту войну) и ракетницу со всеми наличными цветными ракетами. «Разведчики из 301-го лыжбата» были со штатными СВТ (что еще для ближнего боя могло быть в их арсенале из оружия будущего, я боялся даже представить), ремонтники имели по мосинской винтовке и «нагану». Ну а у пилотессы был только «наган». Гранат у нас с собой не было, но я проследил, чтобы ремонтники взяли с собой по полсотни винтовочных патронов. Кроме того, мы захватили два трофейных автомата «Суоми» с запасными дисками и одну финскую винтовку (в девичестве тот же «мосин-наган») с тридцатью патронами. Поскольку Кюнсты до предела навьючились своими причиндалами (кроме хитрых защитных рюкзаков, они были обвешаны еще и многочисленными подсумками, брать все это с собой пришлось, поскольку наше возвращение вовсе не казалось очевидным), трофейные стволы тащили ремонтники и летчица. Как я понял, пресловутый «термобарический дезинтегратор» был в мешке у Кузнецова (атомная хреновина была явно очень компактная, со стороны нельзя было даже предположить что этот лыжник упаковал в рюкзак нечто взрывное), ну а Смирнов пер с собой оставшийся «Айнбрух».
Снег продолжал идти довольно густо, мело, и поземка закрывала все безобразия предшествующих боев, попутно убирая из пейзажа следы наших лыж. Даже когда рассвело, в лесу было видно плохо и недалеко. Впрочем, даже в хорошую погоду лыжные прогулки по лесу – удовольствие ниже среднего. Конечно, ремонтники и Заровнятых клялись и божились на своих комсомольских билетах, что имеют «некоторую лыжную подготовку» ОСОАВИАХИМовского разлива, но реально они стояли на лыжах явно с трудом. Даже если какая-то «подготовка» и была, практики все равно наблюдалось ноль целых, хрен десятых – до Кюнстов, которые, похоже, смогли бы нормально бежать на лыжах даже по асфальту или гальке, им по-любому было далеко.
Вроде бы десять километров – не бог весть какое расстояние. Но вот если зимой, да на лыжах, да по лесу – расклад получается кардинально другой, особенно если ты не спортсмен, а вынужденно заменяющий собой лошадь боец РККА. Я понимал, что Кюнсты вели нас, четко пеленгуя где-то там, впереди, какие-то, видимые только им одним сигналы или помехи от своей предельно непонятной, но все-таки работающей аппаратуры, а значит, мы навряд ли заблудимся. Но, с другой стороны, двигались мы более чем неторопливо, постоянно останавливаясь для осмотра местности, что давало постоянную передышку ремонтникам и летчице, которым было явно тяжело. Я хоть и ощущал себя в лесу не слишком уютно, в стиле «Новогодних приключений Маши и Вити», но, скушав перед выходом очередную, подсунутую Смирновым питательную пилюлю, чувствовал себя как малосольный огурец и совершенно не боялся окружающей чащи, где буквально за каждым деревом мог таиться глазастый финн с ружьем.