Охотник на шпионов

Правда, нельзя сказать, что этот приказ выглядел слишком уж убедительно. Допустим, измученный холодом и голодом Ванька-взводный, увидев подобный документ, действительно плюнет на все и пойдет со своими уцелевшими бойцами на прорыв. А вот как воспримет подобный отданный с явным нарушением субординации, через голову командования 8-й армии РККА, приказ командир рангом повыше (какой-нибудь комбат или комполка) – большой вопрос. Почти наверняка исполнять его немедленно такой командир вряд ли кинется. Вместо этого он непременно начнет уточнять у своего непосредственного начальства (т. е. комдива или командарма, которые в условиях окружения или «котла» обычно находятся черт знает где) различные детали приказа и требовать его подтверждения, потеряв на этом и время, и оставшихся людей вместе с техникой. Да и передача подобного приказа через какого-то там случайно подвернувшегося, пусть даже трижды столичного журналиста выглядела крайне сомнительно. Тут даже могут легко посчитать этот приказ дезинформацией, а меня – финским шпионом. А с другой стороны, в начале 1940 года командование РККА на Северо-Западном направлении многократно меняло и людей, и оперативные планы. Так что взаимоисключающие приказы здесь не были чем-то из ряда вон выходящим. Собственно, на это, вкупе с явным отсутствием в здешних «котлах» устойчивой радиосвязи (не говоря уж о ее прочих видах), у меня и был основной расчет.

И, наконец, на самый крайний случай, мне любезно состряпали на красивом бланке ГлавПура РККА весьма достоверную бумажку, в которой говорилось, что Ухватов А. С. (то есть я) выполняет «специальное задание» самого начальника Главного политического управления РККА армейского комиссара 1-го ранга Л. З. Мехлиса, за подписью последнего. Этакая «индульгенция» от местного кардинала Ришелье (вдруг я кого-нибудь не того ненароком замочу по ходу дела) – и иди пойми из этого документа, кто я вообще такой, просто стукач или какой-нибудь тайный ревизор по линии министерства любви?

Еще там были бритвенные и умывальные принадлежности, включая мыло и помазок. При этом, поскольку пользоваться опасной бритвой я так и не научился, мне положили импортную бритву со сменными жиллетовскими лезвиями – в те времена подобное особых вопросов не должно было вызывать, поскольку разного импортного ширпотреба наши вояки богато натащили из «Освободительного похода», а я, по легенде, и вовсе явился прямиком с Баин-Цагана, где с японскими трофеями тоже было все нормально. Хотя я с самого начала понял, что в условиях, когда даже питьевую воду надо топить из снега, мне точно будет не до бритья – и не ошибся.

Прочее мое «богатство» составляли планшет, где лежали складной нож, толстый чистый блокнот в комплекте с авторучкой, несколькими простыми карандашами и не толстой пачечкой писчей бумаги (для альтернативного использования в отхожем месте эта бумага была толстовата – даже если предварительно помнешь, все равно есть риск качественно ободрать задницу), а также не слишком подробная карта-трехверстка этого района, старый номер «Красной Звезды» от 9 января 1940 г. и какая-то армейская многотиражная листовка «На разгром белофиннов!» от 11 января – раз уж я изображал из себя журналиста, без всего этого просто никуда. Также у меня имелись четыре индивидуальных перевязочных пакета, пузырек с йодом, пистолет «ТТ» с тремя снаряженными запасными обоймами, а также револьвер старорежимной системы «наган» с полным барабаном и двумя пачками коричневого картона с маркировкой «Револьверные патроны калибра 7,62 мм. 14 шт». Отдельно, во втором ящике, лежали пистолет-пулемет ППД‐40 с примкнутым диском, два снаряженных барабанных магазина к нему (один магазин был с брезентовым подсумком для ношения на поясе) и три куда более увесистые пачки из того же упаковочного картона с типографскими буквами «Пистолетные патроны калибра 7,62 мм 70 шт.». На обороте этих пачек имелся еще и чернильный штемпель «Весовщица пачек номер 12». Да, тэтэшных патронов я заранее попросил побольше, поскольку они шли и к ППД, и к «ТТ». Подсумок с запасным автоматным диском я немедленно нацепил на поясной ремень (пришлось распоясываться). Затем «наган» был прицеплен к кольцу на конце вытяжного ремешка и убран в кобуру, а «ТТ» я спрятал в предназначенный для него нагрудный карман.

Гранат я у своих «нанимателей» не просил. Еще во втором ящике лежали свернутый белый халат (по моей просьбе его сделали именно в виде халата с капюшоном, чтобы надевать поверх шинели), полевой бинокль, фонарик и наручные часы с желтыми цифрами и светлой металлической стрелкой на фоне темного циферблата (в центре циферблата была желтая надпись: «им. Кирова», а слева – второй, маленький циферблат с секундной стрелочкой), которые я немедленно нацепил на руку. Часы исправно шли, показывая 14:27. Правильное это было время или нет – фиг знает. Я решил что разберусь с этим потом.