Охотник на тигров

- Нет, дон Мариано, лично я и в таком виде не могу принять вашей помощи, с твердостью сказал погонщик. - Еще раз очень признателен вам, но, повторяю... Однако у вас на дворе что-то случилось! - вдруг прервал он сам себя и поспешил выглянуть в окно, возле которого сидел.

Действительно, на дворе гасиенды происходило нечто, всполошившее весь дом. Из гасиенды Дель-Валле через прилегавшие с севера горы прискакал один из старейших слуг дона Луиса Трэс-Вилласа, бывший когда-то дядькою дона Рафаэля. Он оказался смертельно раненым. Слуги де Сильвы сняли его с измученной лошади еле живым и осторожно положили на лужайку посреди двора.

- Дона... Рафаэля... скорее... ко мне! - прохрипел умирающий.

- Дона Рафаэля!.. дона Рафаэля!.. Где дон Рафаэль? - раздались взволнованные голоса.

Этот зов и поднявшаяся одновременно суматоха вызвали из дома не только того, кого было нужно, но и всех обитателей мужского пола, за исключением дона Корнелио Лантехаса, который после перенесенных потрясений впал в состояние, близкое к горячечному, и лежал в постели.

- Боже мой, что это значит, Родригес? - с нескрываемою тревогой спросил дон Рафаэль, наклоняясь над умирающим. - Что с тобой? Почему ты здесь в таком виде?

- Меня послал дон Луис, - ответил слабым голосом старый слуга, - звать вас на помощь... Антонио Вальдес... с шайкой разбойников... напал на гасиенду... умираю... Прощайте... Молитесь за мою душу!

Поток хлынувшей изо рта крови унес с собой последнюю искру жизни преданного слуги.

- Боже, какая ужасная весть! - воскликнул дон Рафаэль, сам бледный как смерть. - Я должен проститься с вами, дон Мариано, и поспешить на помощь отцу.

- Да, действительно, ужасно, - согласился де Сильва. - Жаль, что, как нарочно, сегодня ушел от меня индеец Косталь. Он был бы для вас очень полезен, как человек редкой храбрости и сметливости, хотя и слишком гордый, потому что происходит, по его убеждению, от касиков племени цапотеков, владевших когда-то чуть не всей Мексикой... Впрочем, у меня найдутся и еще дельные люди, которых я могу послать с вами.

Дон Мариано позвонил и приказал явившемуся на звонок слуге позвать управляющего гасиендой. Когда тот явился, де Сильва сказал ему:

- Прикажите нашим вакеро, Аройо и Бокардо, немедленно оседлать своих лошадей, чтобы проводить дона Рафаэля до гасиенды Дель-Валле и вообще остаться в его распоряжении до тех пор, пока у него будет в них надобность.

- К сожалению, я не могу исполнить вашего приказания, сеньор: оба эти вакеро вот уже несколько дней, как исчезли из гасиенды, - ответил управляющий. - Я все время собирался доложить вам об их исчезновении, но думал, что они скоро вернутся. Они и раньше пропадали на день, на два и потом возвращались. Я полагал, что они и в этот раз...

- А, и эти тоже... Ну, в таком случае пусть Санхес...

- Санхес лежит в постели, сеньор, - продолжал докладывать управляющий. Его сбросила с себя дикая лошадь, которую он поймал и хотел объездить. При падении он повредил себе ногу, так что никак не может...

- Жаль, это тоже очень дельный человек! - с недовольным видом проговорил дон Мариано и, отпустив управляющего, обратился к гостю: - Вот, видите, мой дорогой друг, недавно у меня было четверо людей, которых я мог бы предложить вам, а теперь не осталось ни одного. Есть, правда, еще разные слуги, но из них ни один не годится для вас. Мне очень совестно, что я не в состоянии...

- Не беспокойтесь, пожалуйста, дон Мариано, - с оттенком нетерпения прервал молодой человек. - До дома я доберусь и один, а у отца, наверное, найдутся люди, которым не достает только руководителя... Мне нужно скорее отправиться в путь. Позвольте только сначала проститься с сеньоритами.

- Идите, идите к ним! - с невольной улыбкой разрешил де Сильва и, крепко пожав молодому человеку руку, отпустил его.

Сестры теперь сидели вместе в гостиной и, обнявшись, плакали. Они уже знали все, что произошло на дворе, и оплакивали смерть верного слуги дона Рафаэля и привезенную им дурную весть. В особенности горевала Гертруда. Только начавший было распускаться перед нею бутон счастья теперь снова закрылся под ядовитым дыханием беспощадной действительности. А Марианита оплакивала горе сестры, которой так сочувствовала.

Когда дон Рафаэль пришел в гостиную проститься со своей невестой и ее сестрой, Марианита хотела оставить их вдвоем, но Гертруда удержала ее, сказав, что не имеет больше от нее тайн и может проститься с женихом при ней.

Прощание жениха и невесты было не только трогательное, но даже торжественное.