Охотник на ведьм (СИ)

При свете луны и прыгающего света фонаря, который держал в руках Казимерас, увидел на траве огромное существо, похожее на волка, которое дергалось в предсмертных конвульсиях. Его тело выгибало, словно он пытался избавиться от чего-то, ему мешающего, большие глаза сверкали такой яростью, что приблизиться ближе, чем на несколько метров, никто из нас не решился. Он быстро терял последние силы: я все же неплохо ему шкуру испортил. И тут прямо на наших глазах начало происходить нечто совершенно необъяснимое! Волколак, который перестал шевелиться, стал постепенно приобретать иные черты — человеческие.

С волчьей головы начала исчезать шерсть, появлялись проплешины голой кожи, которые расширялись, превращаясь в голову человека с перекошенным от боли лицом. Затем то же самое случилось и с телом, оставив на траве перед нами, труп пожилого мужчины.

— Йезус Мария! — Казимерас упал перед ним на колени. — Мечисловас?! Саша, что здесь произошло, ничего не понимаю?!

— Плохо, что не понимаешь, — устало ответил я и, повернувшись, медленно побрел к дому. Дел еще много, да и с телом хозяина надо что-то решать, не оставлять же его здесь…

XVIII

— Больно? — заметив на моем лице недовольную гримасу, спросил Казимерас.

— Терпимо, — сквозь зубы ответил я, — все лучше, чем самому дырки на теле зашивать, все-таки не киношный Джон Рембо.

— Да, — кивнул ксендз и, завязав последний узелок, отрезал лишний кусок бинта, — чего там только не показывают. Ну вот, вроде и все. Почему сразу не сказал, что ранен?

— Без этого дел хватало, — поморщившись, я потрогал повязку, перетянувшую плечо. Со знанием дела наложена, ничего не скажешь. — Спасибо, святой отец.

— На здоровье, — кивнул Казимерас и начал убирать в коробку инструменты, которыми полчаса ковырял рану. Подхватив пакет с окровавленными обрывками ваты и бинтов, ксендз куда-то ушел.

Уже рассвело, когда мы наконец закончили все наши дела на хуторе и вернулись в нему домой. Что-то последнее время частенько сюда захаживать начал, и все с какими-то травмами, будь они неладны! Эдак и привыкнуть можно, как к бесплатному медицинскому учреждению. Хотя, как ни крути, мне повезло гораздо больше, чем старику-хуторянину — тело бедного Мечислова упокоилось в торфяном болоте, так что в ближайшие несколько сот лет его не обнаружат. Не по-христиански, так хоронить, но заупокойную молитву святой отец прочитал — будем считать, что этого достаточно, чтобы убиенного пропустили в следующие миры без очереди. Через пятнадцать минут Казимерас вернулся в комнату с небольшим подносом и чайником. Вот это прекрасно! Чашка сладкого чая — именно то, что сейчас нужно. Пока ксендз разливал по кружкам душистый отвар (судя по запаху, сдобренный какими-то травами), я собирался с мыслями — сейчас он начнет вопросы задавать, а на некоторые из них у меня нет ответов. Точнее, есть, но рассказывать всю эту дребедень совершенно не хочется.

— Как себя чувствуешь? — он внимательно посмотрел на меня. — Жить будешь?

— Буду, но надеюсь, недолго, — я взял предложенную мне кружку и благодарно кивнул. — Задавайте вопросы, святой отец, отвечу.

— На все?

— Которые касаются этого происшествия, — уточнил я.

— Лучше сам рассказывай, — попросил Казимерас и нахмурился, — у меня, если честно, до сих пор ситуация в голове не укладывается.

— Как вам удобнее, святой отец, — согласился я, настраиваясь на долгий разговор. — В общем, дело в следующем: во-первых — оборотнем Мечисловас стал не по злому наущению темных сил. Превратить обычного человека в исчадие ада — непосильная задача даже для очень сильной ведьмы. Во-вторых — он очень любил свою покойную жену.

— При чем здесь его жена? — удивился Казимерас.

— Как я понял из намеков Мечисловаса, оборотни в округе встречались и раньше, еще в конце девятнадцатого века. Скорее всего, кто-то из его предков был ими укушен, то есть заражен ликантропией, а эта болезнь неизлечима и передается по наследству. Сопровождающие заразу паранормальные свойства были приобретены ребенком от родителей, но они могут проявляться не сразу. Для того, чтобы они вырвались наружу, овладевая телом и разумом, нужен толчок, причем очень сильный — нервное потрясение или смертельная опасность.

— Смерть жены, — кивнул ксендз, — два года назад…

— Да, но и это еще не все, — продолжил рассказ я. — Ликантропия — это прорыв Тьмы во внутренний мир человека, когда тот ослаблен бедами, выпавшими на его долю. Слаб в своей вере, если хотите. Смерть супруги — всего лишь толчок, то есть одна из причин. Вторая причина — одиночество. Несмотря на то, что его часто навещали дети, старик был очень одинок. По-настоящему, без всех этих соплей, которыми любит щеголять молодежь перед тем, как наглотаться таблеток. Это породило другую беду — человек не хочет быть человеком.

— Лучше оставаться человеком, чем стать зверем, как бы заманчиво это не выглядело…

— Это для вас, святой отец, лучше, а для него, как видите — нет. И третье — то, что рядом находится непонятная, можно сказать, аномальная зона. Она каким-то образом усилила его желание быть зверем.

— Но собака…