Охотник: Правила подводной охоты. Третья раса. Большая охота. Операция «Караван»

– Заяц – это наш кочегар, – пояснил тощий и поставил коробку на кожух насоса. – У него крышу перекосило после одной разборки. В суматохе по «дедовщине» получил баночкой по голове.

Остальные рассмеялись, видимо, вспомнив подробности.

– Он у нас теперь почетный «дед», – добавил лысый со шрамом. – Заслуженный.

– Вообще ты крут, салага, – одобрительно улыбнулся долговязый и похлопал меня по плечу. – А то приезжали сюда такие, что в штаны ссались, когда Заяц на них наезжал.

Я тоже улыбнулся, хотя чувствовал себя неловко, совершенно не представляя, чего можно ожидать от нечаянных избавителей. На мой взгляд, они вели себя вполне дружелюбно, но снижать бдительность мне не хотелось.

– Зовут тебя как? – поинтересовался узкоглазый.

– Рома, – несколько замявшись, ответил я. Впервые в жизни собственное имя показалось мне каким-то мягким, не соответствующим серьезности выбранного пути. «Старики» удивленно переглянулись.

– А прозвище? – спросил широкоплечий со шрамом.

Этот вопрос поставил меня в тупик. В учебке у меня было прозвище, как и у всех, но оно мне не нравилось, поскольку было просто сокращением от фамилии. Да еще искаженным к тому же. Я надеялся, что оно навсегда останется за воротами училища, и вдруг такой вопрос. Но с ходу придумать себе новую кличку я не смог.

– Сова, – неохотно признался я.

– Почему? – удивился узкоглазый. – На сову не похож совсем. Видишь хорошо?

– Фамилия у меня Савельев.

– Похоже, быть Совой тебе не очень нравится? – сощурился долговязый. – Приедешь на базу, там назовут по-другому. Никто не носит прозвище, которым его наградили в училище. На базе кликуху дают по заслугам, и она же становится позывным, когда приходит время уходить в океан.

Это была первая информация об особенностях жизни за чертой горизонта. В учебке нам говорили о несении службы, вдалбливали устав и тренировали до изнеможения. Мы знали, с какими тварями нам придется столкнуться, как поступать в критических обстоятельствах, как отвечать начальству и как выполнять приказания. Но нам не у кого было узнать самое важное – как мы будем жить за чертой горизонта. Как обращаться со «стариками», в какие отношения с ними можно вступать, а в какие опасно. На каких койках нам придется проводить ночи, какую еду нам предложат, будет ли у каждого отдельная тумбочка или придется делить одну на двоих. Не говоря уже о том, что никто из нас не имел ни малейшего понятия о распорядке, по которому живут боевые базы. Ну а уж о системе раздачи прозвищ нам тем более никто не рассказывал. И никто не говорил, что сами «старики» называют себя «дедами».

– Кушать хочешь? – участливо спросил узкоглазый.

Этот вопрос окончательно сбил меня с толку. Все рассказы о коварстве и зверствах «дедов» в действительности могли оказаться досужими байками, как большая часть из того, о чем в полутьме после отбоя говорили курсанты на Языке Охотников. Но пока я не был в этом уверен. Береженого боги морей берегут.

– Вообще-то не отказался бы, – ответил я.

Широкоплечий одобрительно кивнул и сказал долговязому:

– Давай, Куст, вываливай запасы. Надо поделиться с салагой, а то неизвестно, когда Огурец надумает устроить им кормежку. Заодно и сами перехватим.

– Давай, давай, – одобрительно закивал узкоглазый, – а то в животе совсем пусто.

Долговязый Куст достал из коробки консервы и хлеб. Узкоглазый принялся ловко открывать банки – податливая жесть скрежетала под натиском стали и волнисто корежилась по надрезу. Воздух наполнился запахом приправленного перцем паштета, шпротов и ветчины.

– Хорош, Чабан, – прервал узкоглазого Куст. – Порежь хлеб, а к банкам вернемся по мере необходимости.

Лысый заглянул в коробку и довольно сощурился.

– Доставай, доставай! – подбодрил Куст.

Лысый мигом достал небольшую канистру из полупрозрачного пластика. В ней было литра три темно-красной, почти черной жидкости. Такого же цвета был кисель из черники у моей бабушки. Но содержимое канистры казалось слишком жидким для киселя. Широкоплечий отвинтил крышку и потянул носом у самого горлышка.

– Барракуда тебя дери, Краб! – рявкнул на него Куст. – Еще соплей туда напусти! Лучше бы кружку достал.

Он забрал у лысого крышку и снова ее закрутил.

От всех этих манипуляций, от запаха и вида еды у меня в желудке началась авральная подготовка – там что-то забурлило, зажурчало, как в наполняемых водой балластных цистернах. Только тише, конечно.

Чабан принялся мазать паштет на хлеб. Первый бутерброд достался Кусту, второй Крабу, а третий он соорудил для себя, после чего перехватил нож за лезвие и протянул мне.

– Намазывай. Там еще много осталось.