Охотник: Правила подводной охоты. Третья раса. Большая охота. Операция «Караван»

– Да мелькнула у меня в голове одна догадка, – признался он. – Но вряд ли ее можно проверить.

– Ты хочешь, чтобы я умер от любопытства? – догадался я.

– Иди ты! Тут серьезное дело, а тебе лишь бы поскалиться.

– Ну так выкладывай!

– А ты не посчитаешь меня психом, если я у тебя спрошу кое-что?

– Не занимался ли я онанизмом в школе?

– Да нет! Осталась ли у тебя та бумажка? Ну, помнишь, с цифрами? Мы еще думали, что это бухгалтерские счета. Жаб ее бросил, а ты…

– Помню, конечно. – Пасу удалось меня удивить. – Но тебя-то что заставило о ней вспомнить?

– Процесс декомпрессии, – туманно ответил он.

– А подробнее можно?

– Когда мы с Рипли всплывали, Молчунья показывала нам на пальцах, на какой глубине следует остановиться и сколько ждать. Так вот, если написать это все на бумаге, то получились бы две колонки цифр. Причем в первой колонке цифры глубины постоянно уменьшались бы, а во второй увеличивалось бы время задержки.

Такая догадка заставила меня замереть на месте и вытаращиться на Паса.

– Ты думаешь, что год назад Жаб среди ночи ходил кругами и составлял таблицу декомпрессии? Да их же написано миллион! На кой нужна еще одна?

– Нужна, если речь идет о газовом аппарате принципиально нового типа.

Умел Пас выдавать информацию! Меня словно громом поразило.

– Думаешь, это Жаб в музее разделывает жидкостный аппарат на мясо?!

– Подозреваю, – спокойно ответил он. – Вот если бы у нас была та бумажка, можно было бы понять больше. Ты помнишь хоть несколько цифр?

– Нет.

Скорее всего листок, показавшийся нам бесполезным, навсегда был утерян, но мой мозг помимо воли приступил к решению неразрешимой задачи. В голове у меня пронесся шторм воспоминаний о нелегком быте салаги, о стирках, уборках, о смене формы. И я вспомнил!

– Листок у меня забрал Мичман, – сказал я. – Мы с ним работали на Северной Дальней, сидели в дозоре. У него не было бумаги, чтобы сделать «косяк».

– Так он ее скурил? – вздохнул Пас.

– Не знаю. При мне – нет. Помнишь, на рыбацком сейнере заглох мотор и они дрейфовали? Это как раз было наше дежурство. Когда объявили тревогу, стало не до «косяков».

Пас задумчиво почесал макушку.

– Слушай, а может, спросить у Мичмана? Вдруг он помнит, куда дел бумажку?

– Это вряд ли. Выкинул или скурил.

– Разве трудно спросить?

– Тебе надо, ты и спрашивай.

– А тебе не надо?

Я призадумался.

– Ладно, пойдем.

Мичмана мы нашли за стадионом, на полосе препятствий. Там он занимался тем, к чему у него была не только природная склонность, но и настоящий талант – гонял салаг.

– Ракетный удар справа! – орал он, сидя на фанерной броне амфибии-муляжа. – Отделение! Приготовиться к рукопашной!

– Эй, Мичман! – оторвал я его от сражения. – Можно тебя на минутку?

– Блин, Копуха! Не видишь, я занят! Сейчас, блин, все брошу и буду с тобой фигней заниматься.

– Всего один вопрос!

– Ладно, валяй. – С броневика он слезать не стал, поэтому мне пришлось задрать голову и прикрыться ладонью от солнца.

– Помнишь, мы с тобой в дозоре стояли, когда рыбаки сели на мель?

– Ну?

– Ты у меня взял бумажку, «косяк» свернуть.

– И?

– Что с ней стало?

– С кем, блин, барракуда тебя дери?

– С бумажкой, – со вздохом ответил я.

Мичман свесился с края крыши и вытаращился на меня.

– Ну, с Чистом понятно, его хвостокол в руку ужалил, а тебя что? В голову, да? Кстати, это правда, что Молчунья тебя за яйца с того света вытянула?

– Это правда. – От старшего по призыву что-то скрыть сложно, даже если ты уже сам стал «дедом».

– И как?

– Что – как? – насупился я.

– Яйца?

– Нормально. Так ты помнишь, что стало с бумажкой?

– Ты, Копуха, сделай компресс холодный, – посоветовал Мичман. – И положи на голову. Будет легче. На кой дьявол тебе понадобилась бумажка полугодовой давности? Откуда я знаю, где она? Может, я ее скурил, может, жопу подтер. Валите отсюда, у меня нападение справа.

Пришлось свалить.

– Я же тебе говорил, голяк, – бурчал я на ходу. – Вечно ты меня выставляешь придурком.

Неожиданно до нас долетел голос Мичмана.

– Эй, Копуха! – крикнул он, встав во весь рост на крыше макета. – Я вспомнил!

– Что? – спросил я, сложив ладони рупором.

– Про бумажку. Я на ней записку оставил для Пучеглазого. Его не было на посту, и мне влом было его ждать. Я написал, что буду в «Трех соснах».

«Буду должен!» – подал я один из тех семафорных сигналов, которых не найти в каталоге.

«Сочтемся», – ответил Мичман и снова уселся командовать битвой.

– Вот видишь! – победным тоном сказал Пас. – Пойдем к Пучеглазому, он сегодня на посту химнаблюдения.

Химпост располагался недалеко от вышки радиомаяка, так что нам пришлось пересечь почти весь остров. Проходя мимо эллинга, мы заметили катер с зеленой загогулиной на борту.

– Быстро прикатили биологи! – удивился Пас.

– Наверное, работали где-то рядом, – пожал я плечами. – Сейчас начнут изучать открытых нами монстров вдоль и поперек.

– Кстати, – задумчиво произнес приятель. – А ведь в каталоге Вершинского будет указано, что это мы с тобой первыми обнаружили капканы нового типа.

– Хрен там, – успокоил я его. – Скорее всего там будет стоять имя Жаба.