Охотник вверх ногами

Четырнадцатого ноября 1948 года в пять минут второго прибывший из Куксхафена в Германии пароход «Скифия» пришвартовался к причалу в Квебеке.

Тысяча пятьсот восемьдесят семь пассажиров сошло на берег. Эндрью Кайотиса не встречал никто.

Эндрью Кайотис предъявил паспорт: ему было пятьдесят три года, он родился в Литве, давно жил в США, принял американское гражданство; место жительства — Детройт.

В этом городе его еще помнили. За год до этого Кайотис решил навестить родную Литву. По приезде туда он заболел. Сначала он писал из больницы знакомым в Америку, потом перестал. Кайотис скончался. Вряд ли есть смысл сегодня спрашивать, умер ли он своей смертью. Важно, что с его настоящим, полноценным американским паспортом в Канаду приехал Вильям Генрихович Фишер.

Вилли легко прошел паспортный контроль и таможенный досмотр и без помех пересек границу США. Затем Кайотис бесследно исчез.

А в начале 1950 года в Нью-Йорке некто Эмиль Р. Гольдфус заключает и подписывает контракт на квартиру в доме номер 216 по 99-й улице.

На руках у Вилли было подлинное свидетельство о рождении Эмиля Гольдфуса. Он родился в Нью-Йорке 2 августа 1902 года.

Но когда Эмиля Гольдфуса арестуют под именем Мартина Коллинза, и на свет появится «полковник Рудольф Абель», то проверят архивы актов гражданского состояния, и окажется, что Эмиль Гольдфус прожил на свете чуть больше года и умер в октябре 1903 года.

Эмиль Гольдфус устраивается на новом месте. Если он с кем тогда и встречался, следов о том не осталось, если не считать многочисленных следов Эмиля Гольдфуса в соседних с его домом лавках, в газетном киоске, в местном отделении банка на 97-й улице. Первый взнос он сделал 12 июня 1950 года. Позже он будет регулярно вносить на свой счет небольшие суммы: по двести-триста долларов... Иногда снимает небольшую сумму. Это естественно для живущего на покое фотографа-ретушера.

Никто еще не знал, что такую же операцию он проделывал тогда в разных банках, в разных частях города. Зачем? — С каждым днем больше становилось людей — лавочников, банковских служащих, торговцев газетами, — которые в случае чего могли бы сказать: «Да, это мистер Гольдфус, фотограф».

А в свободное время Вилли без конца ездит по городу, изучает все виды транспорта. Пересаживается с метро на автобус, ходит пешком, ищет удобные тайнички, подходящие места для личных встреч. Ведь ему предстоит отработать целую систему тайной связи и приучить беспечных энтузиастов ею пользоваться.

Вместе с тем Эмиль Гольдфус обрастает прошлым. Это еще не настоящее прошлое, но на первое время сгодится.

В 1951 году Эмиль Гольдфус снимает квартиру на углу Риверсайд и 74-й улицы. Квартира лучше прежней, с видом на Гудзон.

Его жизнь в этот период оставила уже следы вне круга киоскеров и банковских клерков. Он бывает у Лоны-Терезы Петка, американки польского происхождения, и ее мужа, еврея Мориса Коэна. У того за плечами — участие в гражданской войне в Испании, служба в американской армии во время второй мировой войны, многолетнее членство в компартии США. Морис — также старый сотрудник советской разведки, завербовавший, по словам Вилли, «всех, кто служил с ним в Испании».

В доме Коэнов Вилли знакомится с их молодым другом-американцем. С этим юношей, который знает Вилли под именем Мильтона, они будут продолжать встречаться и после того, как незадолго до ареста Юлиуса и Этель Розенбергов супруги Коэн бесследно исчезнут.

То ли где-то произошла утечка, и они, державшие до этого связь с Розенбергами, узнав о провале и неминуемом аресте, бежали, то ли уже приступивший к реорганизации аппарата Вилли успел изъять из цепи связи это особо опасное звено? Ведь кого бы из завербованных Морисом многочисленных агентов, рассеянных по всей Америке, ни арестовали, расследование всегда привело бы к его дому.

Но вариант, при котором бегство Коэнов лишь совпало по времени с арестом Розенбергов, — не будучи, однако, с ним прямо связано, — кажется мне даже более вероятным. По двум признакам. Имя Коэнов, как соучастников Розенбергов, всплыло задним числом, и фотографию их с надписью на обороте «Ширли и Морис» найдут у Вилли в момент ареста.

Мне почему-то кажется, что если бы их отъезд был бегством, следствием провала Розенбергов, Вилли эту фотографию все же не стал бы держать дома. Да и следствие заметило бы ее. А если он вовремя «сменил предохранитель», заменил его другим, и Коэны, никем не обнаруженные, уехали — то почему не сохранить фотографию? Более того, если не стремиться во что бы то ни стало обвинять московское начальство, можно объяснить и то, что вскоре после их отъезда из США супруги Коэн были направлены на работу в Англию. Согласитесь, что если они замешаны в провале дела Розенбергов и их ищут — это одно, а если они из организации Розенбергов вышли заранее и благополучно уехали в Индонезию — это другое. Почему бы их и не послать в Англию?

А Вилли?