Охотник за бабочками

Спасательная капсула несколько раз перевернулась, подпрыгивая на титановых плитах приемного отделения, затем выпустила все свои восемь якорей и, оставив на плитах глубокие борозды, затормозила.

Я прильнул к иллюминатору.

К нам уже бежали ребята из обслуги. Местные перехватчики их не волновали. На границе — как на границе. Каждый день кто-нибудь не возвращается с полетов. Тем более, что таких пилотов — асов на складе блокпоста навалом. Соберут свеженького, выдадут новый перехватчик и вперед, на службу Отечеству.

А тут гость с самой Земли. Живой. С брюликами. Можно поживиться.

С брюликами, правда, промашка. В кармане комбинезона есть кое-что из заначки на черный день, но этого не хватит, даже на завалящую космическую шлюпку. Не говоря уже о чаевых.

— Кузьмич, открывай люк.

Кузьмич взмахнул крылышками, поднатужился и сдернул с места стоп-кран.

Овальная дверь с негромким шипением отъехала в сторону, обдав нас клубами пара.

Кузьмич быстренько юркнул в положенный ему карман, от греха и глаз подальше, а я, окинув в последний раз пустую капсулу, вышел на свежий пограничный воздух.

Радостно улыбающиеся ребята из обслуги, до этого приветливо вскрывающие мою капсулу ломиками и монтировками, замерли, узнавая во мне урода, отступили на пару шагов и стали угрюмо меня разглядывать.

Здесь, на границе, люди не избалованы всякими условностями. На уродов не смотреть, с уродами не общаться, об уродах не думать.

Интересно, все-таки, взглянуть на одного из тех, о ком в Великой Галактике ходит столько ужасных легенд. И мертвечину мы едим. И хвост у нас есть. И, боже! Вы только посмотрите! Щетина! Какой кошмар. Ладно, ребята, я не против, привык. Смотрите на живое уродство, что бы потом рассказывать своим детям на ночь страшные сказки об изгоях.

На себя бы посмотрели, красавчики. Вся беда в том, что баржи со жратвой сюда из центра посылать не выгодно. Срок годности там, вкусы разные. Вот ребят и кормят одними сухарями. А чтобы зубы у обслуживающего персонала раньше времени не выпали, им всем вставляют вместо зубов десятисантиметровые титановые челюсти. Так и ходят они с опухшими животиками и с квадратными железными подбородками, которые счастливо щелкают при каждом шаге. А если вдруг на секунду задумаешься, она как со всего размаха бабах по грудной клетке! Говорят, что и ребра по неосторожности ломают.

Вот и сейчас у ребят сработал эффект невнимательности и эти самые челюсти болтались в районе пупков.

Стоять и глазеть друг на друга можно до бесконечности. Им то что! Часики тикают, зарплата капает. А у меня и так до черта времени пропало, не считая корабля.

Действовать надо решительно и без промедления. А то ведь и куколка моя заждется. Скучает, поди, там.

— Кто тут у вас самый-самый?

Звуки моего голоса подействовали на ребят несколько иначе, чем предполагалось.

Они отступили на шаг, некоторые даже подняли ломики. «А он еще и говорит?» Говорю, говорю.

Но ответа не последовало.

Мне стало надоедать. Но ничего поделать не мог. Плутать по этому огромному комплексу самостоятельно нежелательно. Так и жизнь пройдет. Найдут лет через сто засохший скрюченный трупик урода где-нибудь в машинном отделении, то-то радости будет.

Но то ли за моей посадкой наблюдало начальство, то ли счастье мое такое, события стали разворачиваться со стремительностью, достойной настоящих приграничных войск.

Со страшным ревом и визгом около нас затормозил внутренний кар. Из тех самых, что используется ленивым руководством для передвижения в подчиненных им помещениях.

Из распахнувшейся дверцы показалось лицо. Причем, замечу, вполне нормальное. Без всяких там крутых подбородков. Но с лысиной. Вполне стандартной земной лысиной образца прошлого века. Это было нечто новенькое. Ношение подобного украшения правительством Великой Галактики не приветствовалось. И если разрешалось, то только самым почетным гражданам, заслужившим эту честь годами беззаветной службы на благо ее величества Галактики.

— Залазь, — кивнула лысина, показывая, что садится нужно не на металлический пол, а в кар.

Они что, газет не читают? Посадить в личный транспорт урода, даже по провинциальным меркам считается полнейшим нарушением Закона. А здесь, на станции, вообще. Могут и в поселения сослать.

Но раз приглашает, значит, знает, что делает.

Сядем. Помашем на прощание ручкой ребятам с титановыми упавшими подбородками. И поздороваемся. А как же!

— Привет, лысина.

Наверно что-то не так брякнул. У меня всегда так. Сначала скажу, а потом уж соображаю, ведь не то совсем.

Лысина вздрогнула, по гладкой коже прошлись небольшие кожаные волны, и ее обладатель обернулся ко мне.

Я как раз пытался вскарабкаться обратно на сидение. Кожаные, черт, и скользкие.

— У тебя с головой все в порядке, урод? — спросила лысина.

— У меня в порядке, — улыбнулся я, нечаянно взглянув на лысину лысины.

— Господи! — протянул хозяин достопримечательности, — Родина требует героев, страна рожает дураков.

И отвернувшись, врубив тягу, рванул с места.