Охотник за бабочками

Все имеющиеся на столе карты, видя такое веселое дело, выстроились в торжественную походную колонну и, загнув в приветствии уголки, стали маршировать перед совсем обалдевшим Лысым и обидно скандировать:

— Лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора.

К их хору подключился и Кузьмич, который, наверняка, их этому и научил. Кладезь ума человеческого.

Лысый молча стал сграбастывать марширующие карты. Из толпы то и дело раздавались возгласы:

— Позор империалистам. Свободу пластиковым братьям. Не задушишь эту песню, скотина, не убьешь!

Настырные погонные шестерки никак не хотели отлепляться с насиженного места и кричали, что последнего звания даже генералиссимусы не лишают.

Так или иначе, лысина запихал все карты в ту саму коробку, где до этого томился Кузьмич.

— В переплавку пойдут, — сообщил он то ли мне, то ли картам.

Я встал из-за стола, потянулся, разминая кости.

— Да ты не расстраивайся, командир, — я хотел похлопать Лысого по плечу, но передумал. Там еще оставались отпечатки нагадивших напоследок шестерок, — В следующий раз повезет. А что касается таракана, так ничего у тебя бы не получилось. Они, когда мертвые в прах рассыпаются. Кстати, а где мой корабль. Лучший из лучших.

Как не хотелось Лысине меня отпускать. Как не хотелось. Но ведь нельзя. Понимал это он. Ведь я, ежели останусь, всем расскажу, какие карты на плечах у него «Ламбаду-ду» отплясывали. Позор на всю блокпостовскую жизнь. Не говоря уже и о повышениях по службе. Тем более, кто погоны повесил? Урод!

— Будет тебе корабль, будет, — проворчал он, стараясь не глядеть в глаза, — Самый, что ни наесть лучший. Распоряжусь. Сейчас отправишься, или как? А может матч реванш? Нет, так нет. Но вот мой совет. Больше никогда не появляйся у меня на блокпосту. В следующий раз не пожалею.

Это верно. Не пожалеет. Через неделю обида эта вспыхнет с новой силой. Пошлет он за обидчиком весь свой патрульный флот. В самые глубины Дьявольских Дыр. Не вернется боевой флот. И тогда, этот добрый человек, пустит себе в висок пулю. А когда его найдут, вокруг него, на полу, будут лежать безжизненные шестерки, принявшие смерть вместе с хозяином.

Я встряхнул головой, прогоняя видение. Со мной такое бывает.

Я сунул руку в кулак Лысому, тот ее пожал, не побрезговав.

Нужны ли были слова благодарности. Нет, наверно. Лысине они до лампочки, а мне лишний раз рот открывать не хотелось.

С тем я и ушел от командира погранзаставы.

На выходе меня встретили два амбала, посадили в кар, довезли без всяких вопросов, до стартового канала, высадили, показали мне, где стоит обещанный корабль и уехали.

Я помахал им рукой, обернулся и посмотрел на подарок лысого начальника блокпоста.

Вот же люди. Не люди, а свиньи. Даже хуже. Вернуться, что ли, да набить ему морду? Скотине этому.

— Кузьмич, ты только глянь, что нам подсунули.

Кузьмич, напялив на нос пенсне, которое он в наглую стащил у какого-то близорукого короля, взглянул.

— Начало железного века. Не меньше. Раритет полнейший. Бронза. А может и сталь такая. Смахивает на «Зубило» с полутора тысячным движком. У них говорят, дюзовая подвеска слабовата была. А этот еще и не крашенный. Повезло нам.

То, о чем так упоительно рассказывал Кузьмич, отдаленно действительно напоминало «Зубило». Один из первых космических кораблей первой волны поселенцев. Такие штуки еще на постаментах стоят перед проходными аэрокосмических заводов. И бирочка имеется. «С этого начиналась история космоплавания».

Но больше всего корабль напоминал самый обычный хлам.

Груда железа. Ржавого. Груда аппаратуры. Списанная. Груда лошадиных сил. Что это, лошадиные силы, никто, правда, не знает. Но тоже, наверняка, бракованные.

— Другого-то нет, — Кузьмич не утешал меня. Он констатировал факт.

— Другого нет, — согласился я. И не предвидеться. Возвращаться к Лысому, значит рискнуть и будущим и Кузьмичем, — Залезем, что ли, осмотримся?

Внутри корабль производил гнетущее впечатление. Лет двести назад нанесенная краска облупилась, обнажая голое железо, которое начинало потихонечку ржаветь. Обрывки проводов свисающих с потолка, скрипящие полы. Паутина клочьями трепещется, и отовсюду странные звуки. Дежурное освещение, еле горя, освещает мрачные коридоры.

— А оно летает? — шепотом спрашивает Кузьмич.

Я пожимаю плечами. Разберемся.

Минуем заплесневелые переходы, набиваем несколько шишек в узких люках, встречаем парочку разложившихся трупов с нашивками техников. Заплутал кто-то. Находим дверь с надписью «Командирская рубка. Посторонним вход запрещен». Мы не посторонние. Мы хозяева. Новые хозяева.

Дверь, скрипнув несмазанными петлями, туго отворяется. И первым делом видим на дырявом металлическом полу разложенный звездой человеческий скелет. Порыв, пришедшего вместе с нами ветра, сдвигает череп с места, и он катится в нашу сторону, страшно щерясь.

Кузьмич с визгом прыгает мне за пазуху и дрожит. Я тоже взвизгиваю и отпинываю череп ногой. Нога застревает в распахнутой челюсти, от чего мой визг становится еще визгливее. С силой шмякаю череп о переборку. Разлетается он на мелкие куски.