Роберт Деклерк вернулся домой, когда Женевьева уже спала. Он долго стоял в дверях спальни, слушая мерное дыхание жены. Его тень падала на постель, как будто там лежал кто-то еще. Другой мужчина.
Он подумал, как давно они не занимались любовью. Внезапно на него нахлынуло отчаяние, и в этот краткий миг он от всей души пожалел, что вернулся в полицию. Ему хотелось, чтобы она сейчас проснулась, и они любили бы друг друга всю ночь, не думая, что чуть свет ему придется вставать. Хотел потом лежать с ней рядом и болтать о всяких пустяках. Хотел закончить книгу о первой мировой войне. Хотел...
Отвернувшись, он вышел в холл. Он привез с собой из штаба несколько пачек документов, чтобы поработать с ними дома. Теперь бумаги, казалось, стали в десять раз тяжелее. Он едва дотащил их от машины. Голова у него болела, а ноги будто налились свинцом.
Весь день Деклерк анализировал результаты облавы. С каждым новым арестом в его кабинет поступали отчеты и протоколы допросов. К концу дня он пришел в уныние только от одного количества ненормальных и преступников на улицах города.
Он перетащил бумаги в теплицу, думая, не найдут ли этой ночью очередную жертву Охотника.
Среди бумаг он обнаружил выписанную им справку о гематомании. Никогда раньше он не знал, что вампиризм имеет медицинское подтверждение. Некий Джон Джордж Хейг, совершивший в 1949 г. восемь убийств, набирал из шеи каждой жертвы по бокалу крови и выпивал ее.
На столе он заметил стопку из пяти книг, которых не было утром. Все книги были в роскошных кожаны переплетах и поддерживались двумя бронзовыми подставками, одна из которых изображала улыбающегося толстяка.
Деклерк раскрыл одну из книг. Это были: "Лучшие романы о Ниро Вулфе[39]". На первой странице красовалось изображение великого сыщика, сидящего в своей теплице среди орхидей и ждущего, без сомнения, возвращения верного Арчи Гудвина. Напротив красивым почерком его жены было выведено: «Лучшему сыщику из всех. С любовью. Женевьева».
Суперинтендант улыбнулся. Он помнил, что она сказала ему утром.
– Хорошо, – прошептал он. – Я попробую.
Он вышел из теплицы в гостиную. Он знал, что, несмотря на усталость, не сможет сразу заснуть. Сначала ему надо успокоиться.
Он нашел среди пластинок вальс Шопена, поставил звук на минимум и сел перед проигрывателем. Через три минуты он уже спал.
12.55
Бывают удачные дни и не очень. В жизни всегда так.
Моника Макдональд и Рыжий Льюис вернулись в штаб только без двадцати час. Большую часть дня они снимали показания с рокеров, задержанных в клубе "Железных черепов". Потом опять выехали на операцию и до вечера задержали еще шестерых подозрительных. Все это их совершенно вымотало.
– Увидимся в восемь, – сказал Льюис.
– До скорого, – Моника села в свою "Хонду" и уехала.
Ее путь пролегал мимо ночного клуба "Киска". На входе красовалась неоновая надпись: "Наши девочки снимают все".
Моника не собиралась туда заходить. Больше всего ее в этот момент манили постель и мягкая-мягкая подушка. Но тут над всем этим встало измученное лицо Роберта Деклерка, и она услышала его слова:
– Женский день у нас в четверг, – сказал хмурый швейцар.
– Спасибо. Но я все равно войду.
– Как хотите. По-моему, вам тут не место.
Войдя в зал, она обнаружила обнаженную стриптизерку, извивающуюся перед толпой мужчин. Они напряженно глядели ей между ног. В вагине у женщины торчала сигарета, из которой шел дым.
Моника уже пожалела, что зашла сюда, как вдруг сердце ее подпрыгнуло.
В первом ряду мужчин сидел Мэттью Пол Питта.
Особое наблюдение
7.45
Поднявшись в свой кабинет, Деклерк обнаружил, что у двери его ждут пять человек. Четверо были члены отряда, пятая – незнакомая женщина. На нее суперинтендант и обратил внимание прежде всего.
После сна Деклерк чувствовал себя лучше, хотя ему опять снился тот же кошмар. Он был готов подвести итоги облавы и надеялся на прорыв в расследовании. Но даже если его не будет, нужно засучить рукава и работать. В этом и заключается мудрость жизни.
– Я Деклерк, – представился он. – Руковожу расследованием.
– Меня зовут Энид Портмэн. Я мать Джоанны.
"Идиот!" – пронеслось в голове Деклерка. Женщина сидела прямо под фото головы своей дочери на шесте. Как он мог не узнать ее? И как он мог устроить в своем кабинете эту нелепую выставку?