Пар поднимался над краями большущей деревянной бадьи, стоящей в мыльне. Странно, Освальд почему-то подумал про парилки с камнями, какие встречались чуть восточнее, но ошибся. В одном котле, вделанном в стену прямо над печью, грелась вода, во втором была холодная. И вот это самое глубокое корыто, где места хватило бы на троих или четверых. А после недели в седле и ночной бойни помыться хотелось безумно. Хозяйка гостиницы, которой охотник помог затащить мужа наверх, не возражала. Даже предложила его накормить, но есть пока желания не было. Освальд только прихватил с собой кувшин с давешним смородиновым вином и попросил мыло с мочалой.
Усталость потихоньку растворялась в горячей воде, пощипывающей кожу. Отмывшись и слив грязную воду, наполнил бадью снова и плюхнулся отмокать, наслаждаясь теплом и спокойствием. После рассказа хозяйки беспокоиться было не о чем. Подоспевший отряд с одной из горных застав вычистил поселок от остатков безумцев с раскрашенными лицами. Солдаты ушли дальше в леса предгорий, загоняя последних из убегавших врагов. За Мэрай охотник также не переживал. Никто ее точно не тронет, да и не станет женщина убегать. В этом Освальд был почему-то уверен. Оставалось дождаться ее прихода, освободить мыльню и готовиться к отъезду. Хотелось бы выспаться, но время не ждет.
Пар заволок помещение почти полностью, оседая мелкими каплями на дереве стен и лавок. Грязные вещи охотник бросил в углу, не желая тащить с собой и уж тем более не горя желанием стирать. Оружие лежало под рукой, чтобы схватить, если что. Арбалет, прикрытый чистой рубахой, и дага, не спрятанная в ножны. Когда тихо скрипнула дверь, рука уже легла на ложе самострела. Но он не пригодился. Пригнувшись, Мэрай зашла и села на лавку. Вздохнула, положив руки на колени.
– Плещешься? – голос у травницы казался очень уставшим.
– Да… – охотник покрутил головой, понимая, что полотенце далеко и придется вылезать голышом, как есть. – Э-э-э…
– Брось. – Женщина улыбнулась. – Откуда такая щепетильность? И не вставай, не надо. Ты же не будешь против, если я заберусь к тебе?
Против? Освальд проглотил слюну, протолкнув ее в неожиданно пересохшее горло. Против-то он точно не будет, даже наоборот. «Наоборот» настойчиво доказывало свое согласие, низ живота говорил об этом явственно и незамысловато. На повторение вопроса, немое и понятное из-за излома одной брови, он только и смог что кивнуть.
– Вот и хорошо. – Мэрай присмотрелась к чему-то справа от Освальда, потом дернула тонким, чуть длинным носом. – А в бутылке у тебя не то же самое, что у меня? Смородиновое?
– Оно самое. – Глотнуть вина захотелось очень и очень сильно. В бутылке булькнуло, когда охотник серьезно приложился к ней. – Неплохое, да…
– Хватит, чтобы напиться… – травница хохотнула, смех показался ему грустным. – Столько раненых, боли, крови. Не говорю уже про убитых. Ненавижу варгеров, ненавижу. А, ладно… Это все потом.
Зашуршали шнуры платья, давно ставшего из красного грязным и серым. Пара было много, но скрывал он всего ничего. Освальд не был ханжой, любил женщин и ту радость, что они дарили. В чем сейчас дело? Он не понимал. Не смущение, нет, откуда ему было взяться. Скорее странное ощущение, возникающее от близости этой женщины, даже сейчас, после безумия ночного боя пахнувшей той самой острой сладостью, заставляющей кровь бежать быстрее. Шнуры развязались полностью, шелест шел от снимаемого через голову платья.
– Освальд… – она смотрела вниз. – Не подумай ничего такого, просто бой этот, кровь, столько смертей…
– Не надо, – охотник чуть помедлил. – Не надо слов.
Зачем нужно объяснять что-то, когда все так просто и понятно. Даже он, после Школы, после всего, что было в ней, и после своей первой настоящей схватки просто поехал в квартал с горящими всю ночь красными фонарями. Благо что тогда охотник оказался в одном из Вольных городов. Бедная девушка, доставшаяся ему за королевскую плату… лежавшая потом рядом и молча гладившая по голове совсем еще мальчишку, в первый раз убившего человека. Освальд понимал все, что не сказала травница. Зачем нужны слова тем, кому все ясно без них? А черные чулки, держащиеся на сильных бедрах Мэрай подвязками и разорванные за ночь, полетели в печь.