Охотник за головами

На следующий день капитан Сойка входил в театр через служебный вход с обреченным выражением лица. Дело об убийстве Валерии Борисовны Кликунец явственно забуксовало на месте. Следователь Крачкин склонялся к мысли, что виновна в нем та самая Ольга Чижова, останавливало его только то, что все улики против нее косвенные, и что хороший адвокат за полчаса не оставит от них камня на камне. В том, что Ольга Чижова найдет в случае чего самого лучшего адвоката, ни следователь, ни сам капитан ни минуты не сомневались.

Несмотря на все Лолины ухищрения, скромные макияж и одежду, следователь Крачкин с первого взгляда проникся к ней глубоким недоверием, уверил себя, что распознал в Чижовой пустую и вздорную бабенку, которая вполне могла в пылу ссоры и в истерике пырнуть шпагой свою приятельницу Кликунец.

Жаркие уверения Лолы в том, что между ней и Валерией не было не только любовных, но даже и самых обычных дружеских отношений, ничуть Крачкина не убедили. В его представлении все актеры и актрисы были сомнительными, морально неустойчивыми людьми.

Капитан Сойка имел более широкие взгляды, он испытывал вполне объяснимую симпатию к Лоле, как ко всякой красивой женщине, ему очень не хотелось увидеть такую красотку в камере предварительного заключения, а потом на скамье подсудимых. В конце концов эту чокнутую мадам Кликунец мог пырнуть шпагой кто угодно. Настораживал его еще букет темно-красных роз, который валялся на трупе, но, как выяснилось, букет этот тоже был взят из гримерной Ольги Чижовой.

«Да, наш Василий Терентьевич будет праздновать победу, — думал Сойка, — розы тоже на первый взгляд указывают на виновность Чижовой. С другой же стороны, она в театре ведущая актриса, да еще и красотка, и только ей на спектакле дарят так много цветов, что она не все букеты уносит домой. Розы эти стояли у нее в гримерной второй день, так что кто угодно мог взять их».

Капитан вздохнул и потянул на себя дверь.

На вахте сегодня сидела другая бабуля, вернее, бабулей ее назвать язык не повернулся бы.

Пожилая женщина в черном свитере, с тщательно убранными в узел совершенно седыми волосами казалась учительницей на пенсии. «Тебя с седыми прядками над нашими тетрадками…» — чуть было не запел Сойка, едва удержался.

Вахтерша обернулась и подняла глаза поверх очков, чтобы получше разглядеть вошедшего. Учитывая немалый рост капитана, ей это было трудно, поэтому она даже приподнялась со стула.

— Вы к кому, молодой человек? — строго спросила она. — Здесь служебный вход.

Капитан подошел ближе и показал служебное удостоверение.

— Ах, вот вы кто, проходите пожалуйста…

— А я хотел бы побеседовать с вами. Давайте познакомимся и поговорим, — вежливо попросил Сойка.

Старушка решила, что если усадить Сойку рядом с собой, ей будет гораздо легче разговаривать — не надо задирать голову. Звали ее театрально — Корделия Павловна.

— Ваша коллега, — начал капитан, — к моему глубокому сожалению, не смогла сообщить нам ничего интересного.

По лицу старушки пробежала тень, но она ничего не сказала.

— Возможно, с вами мне повезет больше, — продолжал капитан.

— Возможно, — согласилась Корделия Павловна. Злословить о коллегах было не в ее правилах.

— Убийство произошло позавчера, вы, верно, уже знаете подробности.

Старуха молча кивнула.

— И вы дежурили накануне вечером…

— Не только вечером, но и весь день, — прервала она капитана, — у нас так положено, смена по двенадцать часов, начинаем в одиннадцать утра. Заканчиваем в одиннадцать или полдвенадцатого вечера. Потом приходит ночной сторож, он запирает все двери и спит где-то там…

— Валерия Кликунец была накануне в театре?

— Была, разумеется, она редко пропускала спектакли.

— И вы помните, когда и с кем она ушла?

— Очень хорошо помню, потому что она ко мне специально подошла. Она, видите ли, потеряла свою брошку.

— Что? — капитан вскочил со стула.

— Сядьте, пожалуйста, — слегка поморщилась Корделия Павловна и добавила учительским голосом:

— Я повторю, если вы не поняли.

Покойная Валерия Борисовна обратилась ко мне с просьбой. Она, дескать, потеряла свою брошку, так что если кто-то найдет и принесет, то пускай оставит ее у меня, она назавтра заберет.

— Она была расстроена, что потеряла такую дорогую вещь?

— Нет, выглядела она совершенно спокойно.

А когда я выразила сомнение в том, что брошку ей вернут — люди-то ведь разные, не все честные, она так рассмеялась и сказала, что вещь эксклюзивная, продать ее не будет никакой возможности, так что умный человек это поймет и вернет брошку, а глупый обязательно попадется.

— Ну и ну, — поразился капитан. — Значит, на следующее утро брошки при ней не было…