Охотник за смертью

Считалось, что они устали. Считалось, что война – вторая и пока последняя мировая война, – всколыхнула силы, о которых людям лучше даже не думать, не то, что пытаться поставить их себе на службу. С конца девятнадцатого века все к тому и шло: как будто исчез ограничитель, и маги взялись активно участвовать в жизни простых людей. Слишком активно. Однако никто не наказывал их за это.

И словно само собой разумелось то, что они вплотную приблизились к власть имущим; почти не скрываясь, взялись наводить свой порядок всюду, где требовался хотя бы минимум вмешательства. Они сделали много полезного. Благодаря этим магам удалось прижать обезумевшую от вседозволенности нечисть на землях Советской России и присоединенных республик. Благодаря им не смогли поднять голову оживившиеся было чудовища в Европе и Азии. Благодаря им, в конце концов, маги с относительно благополучного Американского континента поддержали заокеанских коллег.

И только благодаря им во Второй мировой войне маги воевали с людьми, и друг с другом, и драконы сражались в воздухе с самолетами, морские змеи нападали на корабли, порабощенные упыри сеяли ужас в войсках противника, и духи, подчиняясь заклинаниям, направляли волю стихий.

Страшное дело, ведь даже высочайшие из… фейри – да, Касур называет этих существ именно фейри, – снизошли до участия в этой войне. И нельзя сказать наверняка, что оказалось более сложным для магов: битвы с себе подобными или усилия, приложенные к тому, чтобы высокие духи вновь потеряли интерес к людям.

Маги устали.

И умерли.

Бессмертные, могущественные, мудрые – любимые ученики Паука, его охотники.

Те, кому повезло меньше, остались жить, утратив талант.

Он и это умеет, Ду'анн алла Гвинн Брэйрэ, Паук, может одарить силой, а может отнять ее. Может убить, а может оставить жить и страдать от воспоминаний. И непонятно, где же он был, пока его маги пытались сделать жизнь людей легче и лучше, нарушая при этом жесткий запрет на вмешательство, но где бы он ни был, он вернулся.

Чтобы наказать…

Как гладко все сходится.

И как не хочется верить.

И… страшно. Потому что современные маги, никчемные – теперь это можно признать – слабые, во всем уступающие тем, бессмертным «охотникам», вмешиваются в жизнь людей, вообще ничего не стесняясь и никого не боясь.

Сколько времени отпустит им Паук?

Или, может быть, ему безразличны дела однодневок?

А может, всему прочитанному просто не надо верить? Ведь нет ни одного доказательства. Только домыслы на основе реальных фактов. А верить домыслам глупо и опасно. Да, опасно. И очень глупо.

ГЛАВА 13

Отправить письмо было делом одной минуты. Но Орнольф не меньше часа сидел за компьютером, выдумывая себе новые и новые дела, отстраненно подсчитывая, сколько времени потребуется Волку, чтобы собрать всех жертв в выбранное место силы, чтобы убить их… он ведь неспешный парень, Волк Змеевич – становится неспешным, когда дело доходит до убийства. Праправнук, значит. Храни нас боги от такой родни!

Знать бы, какое из эйт трэйсе он выберет для жертвоприношения! Можно было бы перехватить его там…

А зачем? Чтобы остановить? Стоило тогда огород городить? Да и, кроме того, мест таких на планете более чем достаточно, не говоря уже о том, что Волк способен интуитивно создавать эйт трэйсе там, где ему это понадобится.

Нет, надолго сосредоточиться на змеевом сыне не получалось. Орнольф снова и снова возвращался мыслями к самому Змею. И к Хельгу. К зачарованной серьге, залитой липкой, подсыхающей кровью. К Змею… К неожиданной смене гнева стихий на солнечную милость. К Хельгу…

В конце концов датчанин решительно встал из-за машины. Надо было что-то делать, хоть и неясно толком, что именно.

Паука он нашел в его личных покоях. Тот стоял у окна, позволив ветру перебирать свои волосы, и нежно, задумчиво касался смычком скрипичных струн. Инструмент отвечал тихой, легкомысленной мелодией.

Паук беседовал со своей скрипкой – обычное дело для фейри, ну, и для Паука, разумеется. Иногда, становясь свидетелем таких вот скрипичных диалогов, Орнольф воображал, что еще немного, и он тоже сможет различать в голосе струн если не слова, то хотя бы подобие мыслей. Сможет понять, о чем же думает его Эйни, когда говорит сам с собой и со своей скрипкой.

А иногда Молот Данов понимал, что несмотря на всю близость, несмотря на общую кровь и на то, что не всегда можно было понять, где заканчивается один из них и начинается другой, Паук Гвинн Брэйрэ обитал в мире бесконечно далеком от мира Орнольфа – далеком, чужом и непостижимом.

Орнольф остановился в дверях. Несмотря на плохое настроение, картиной этой – тонкий силуэт скрипача в раме окна на фоне светлого неба, светлого моря – хотелось любоваться как можно дольше. Однако Альгирдас сразу почувствовал его и обернулся, опуская скрипку, и улыбнулся, взглянув из-под ресниц.