Охотник за смертью: Война

— Почему вы на нас напали? — спросил он у головы. Голова была ярко-синей, с торчащими ушами и огромными глазами. Наверное, она должна была быть очень милой и похожей на эльфа, но сейчас она была больше похожа на демона. В ответ на вопрос она рассмеялась, показав неровную линию острых зубов. Звук был резким, искусственным, лишенным человеческих эмоций. Глаза куклы — огромные темные зрачки — уставились на Дезсталкера. — Вы — враги. Вечные враги. Люди и их прихвостни. Не думайте, что вы победили. Вам не удрать. Мы вас найдем и убьем. Мы или другие.

— Другие? — переспросил Дезсталкер, спокойно глядя в темные нечеловеческие глаза.

— У нас много друзей, и все они ждут вас по дороге. Мы знаем, откуда вы, знаем, куда направляетесь. У нас глаза и уши повсюду. До Красного вы не доберетесь. Мы не допустим.

— Как твое имя? — спросил Тоби. Голова рассмеялась ему в лицо.

— Имена? Это людская выдумка. Мы меняем свою идентичность, как меняем тела. Мы забыли, кем были когда-то, и нам это нравится.

— Расскажи, что ты знаешь о Харкере, — терпеливо спросил Джиль. — Что ты знаешь о Красном и его планах. И почему вы так решительно настроены не дать нам к нему попасть.

— Я не обязан отвечать на твои вопросы, человек! Голова плюнула Джилю в лицо. Он не моргнул.

— Я могу заставить тебя говорить. Смотри на меня, игрушка.

Он чуть наклонился, вглядываясь в темные глаза головы. Вдруг его сущность стала ошеломляющей, пугающей, ужасной. Будто из-за маски Джиля Дезсталкера показалось что-то неожиданно мощное и страшное. Медведь и Козел съежились, Тоби подавил желание сделать то же самое. Камера Флинна дрогнула, но он не перестал снимать. Голова испустила высокий визг — очень жалобный звук, как ребенок, которого пытают. Джиль вдруг расслабился, и не стало его ошеломляющего присутствия — так же внезапно, как оно появилось. Глаза головы были крепко зажмурены.

— Ладно, — тихо сказала она. — Мы боимся Красного. Никто, кто уходит к нему, не возвращается. Никогда. Даже самые большие фанатики нашего дела. Как мы слышали, он собирает себе армию глубоко в Лесу. Говорят, что он просто собирается положить конец войне. Или миру. Нашему миру. Говорят, что он сумасшедший, как может быть только человек, и заражает игрушки своим безумием. Я вас, людей, знаю. Вы попробуете его уговаривать, а кончится тем, что вы станете такими же безумными, как он. Безумными, как Красный. И кто знает, насколько сильнее он станет, когда ему начнут помогать люди, люди такие же сумасшедшие? И потому мы залегли в засады у вас на пути вдоль всей Реки. Вам не добраться до Леса живыми.

— Мы хотим его забрать с собой, — сказал Джиль. — Увезти с планеты. Разве вы не этого хотели бы? Голова только засмеялась.

— Ты лжешь. Люди всегда лгут, мы знаем. Они говорили, что нас любят, когда приезжали с нами играть, потом уезжали и нас бросали. Мы только игрушки — поиграть и бросить, когда кончится каприз. Они нас никогда не любили. И вы все за это заплатите.

— Я думаю, хватит, — сказал Джиль. — Это за Джулиана. Он поднял эту голову и надавил на глаза большими пальцами. Массивные глазные яблоки вдавились внутрь, дробя хрупкие микросхемы. Голова жалобно взвыла. Джиль вытащил пальцы и перебросил вопящую голову через борт — пусть ее найдут друзья, если захотят. Он обернулся на остальных, но ни людям, ни игрушкам сказать было нечего. Он снова откинулся спиной на ограждение. — Информации меньше, чем я рассчитывал, — спокойно произнес он. — Я ничего важного не забыл?

— Разве что одно, — сказал Тоби. — Почему они все время называют Харкера Красным?

— Они сказали, что он безумен, — ответил Джиль. — Опасно безумен. Наверное, красный — это цвет крови. — А мы едем прямо к нему, — заметил Козел. — Какие мы везунчики!

— Заткнись, Козел, — беззлобно буркнул Медведь.

Они плыли вниз по Реке, минуя оставленные поля боя и мертвых игрушек. Война была здесь и прошла. Постоянный дальний гул взрывов становился громче, ближе. Они миновали игровые площадки; форты и замки, бревенчатые хижины и коттеджи в розовых садах. Все сожженное, разнесенное на куски, тщательно разрушенное. Ферма со всеми амбарами и сараями для искусственных животных. Животных давно не было, а строения сожгли, и остались только обгоревшие кости людей, насаженных на шампуры в горящем дворе. Чем ближе колесный пароход подплывал к Лесу, тем сильнее были следы войны, и всюду лежали мертвые сломанные игрушки, глядя в небо пустыми глазами. Теперь было никак не узнать, были они хорошими или плохими или им было на все наплевать. А пароход шел весь день, потом вечер, потом настала ночь.