Охотник за смертью: Война

И тут до Оуэна дошло, что сила и скорость Пол-Человека черпаются из его неиссякаемой энергетической половины, а форсаж Оуэна имеет вполне ограниченную продолжительность. То есть если он не найдет в ближайшее время способа закончить бой, то все шансы за то, что кончать бой будет не он. И потому он вложил всю свою силу и скорость в единственную атаку, в сокрушительный удар со всей силой, данной ему Лабиринтом, и этот удар пробил защиту Пол-Человека и обрушился на его человеческий череп.

На бесконечное мгновение меч Оуэна застыл, будто остановленный невидимым энергетическим барьером, но потом все дары и силы Лабиринта сосредоточились в этом ударе, в этом нечеловеческом импульсе, который нельзя было остановить, и меч ударил. Огромное тяжелое лезвие прошло через человеческое лицо Пол-Человека рядом с разделительной линией между человеческой и силовой половиной, и ушло дальше, вниз, отрезая человеческую половину от силовой, и алый клинок вышел из паха в потоке крови и внутренностей. Оуэн отшатнулся назад, когда меч вышел из тела, и сила и скорость оставили его вместе с отключением форсажа. Хэйзел и Джиль подхватили его и не дали упасть. И все трое видели, как половина Пол-Человека свалилась мертвой на платформу. Силовая половина осталась стоять неподвижно.

— Как ты это сделал, черт побери? — спросила Хэйзел.

— Будь я проклят, если сам знаю, — ответил Оуэн. Они подошли посмотреть на дергающуюся человеческую половину, обойдя силовую половину на почтительном расстоянии. Человеческая половина умирала медленно, но она умирала. Из широкого разруба вывалились внутренности, кровь заливала платформу, переливалась через край и стекала струйками на рельсы. Оуэн смотрел на смерть Пол-Человека с двойственным чувством. Тот был его врагом, врагом всего, во что Оуэн теперь верил, но трудно было не видеть в нем того, из кого сделали легенду неумолимые внешние силы, не спрашивая его желания. Это Оуэну было понятно. Такова была история и его жизни. Он склонился возле тела и взял его за дрожащую руку. Глаз у половины головы запал в орбиту, но он медленно повернулся и поглядел на Оуэна. Пол-Человека отчаянно хотел что-то сказать, но не мог заставить работать язык. Оуэн наклонился к нему ближе, но враг его был уже мертв. Осторожно вытащив свою руку из пожатия мертвой руки, Оуэн встал.

— Как ты думаешь, что он хотел сказать? — спросила Хэйзел.

— Наверное, что-нибудь вроде «Будь ты проклят». Он был человек очень цельный, хотя и состоял из двух половин. Джиль хлопнул Оуэна по плечу, отчего Оуэн подпрыгнул.

— Отлично, родич. Ты хорошо дрался — для историка.

— Я бы не отказался и от помощи, — сухо сказал Оуэн. — Почему вы не вмешались.

— О, я бы не мог такого допустить, — сказал Джиль. — Это было бы неспортивно.

— К чертовой матери твою спортивность, — буркнул Оуэн. — Это война!

— А война — это самый главный спорт, — ответил Джиль. — Ты, историк, должен бы это знать.

— Спорт это только для победителей, — возразил Оуэн. — Для убитых, осиротевших и для тех бедолаг, которых затянули в бой против воли, это не спорт.

— Эй, ребята! — позвала Хэйзел. — Кажется, у нас тут проблема…

Они оба обернулись туда, куда она показывала. Отколотая силовая половина стояла там, где ее оставили, но форма ее медленно менялась. Сверкающая энергия пульсировала и перетекала, выплескиваясь за пределы своей формы. Она становилась чем-то другим, не ограниченная более своей человеческой половиной. Медленные изменения становились все более тревожащими и заметными, и теперь Оуэну приходилось заставлять себя не отводить глаза. Она становилась совершенно чуждой, и даже более. У энергии были длина, ширина и высота, и еще какие-то измерения. Оуэн их не столько видел, сколько ощущал, и от них у него появлялась боль в голове. Хэйзел выстрелила по сгустку энергии из дезинтегратора, и луч отразился от нее без вреда. Сгусток горел невыносимо ярко, как дыра в реальности, сквозь которую сиял свет какого-то бога зла. И вдруг эта дыра исчезла, и память о ней тоже милосердно испарилась из головы Оуэна, как кошмар, которого лучше не помнить. Оуэн шумно, долго выдохнул и только тут осознал, что Хэйзел до боли вцепилась в его руку. Но тут же выпустила, как только он это заметил, и приняла свой обычный вид.

— Да, это не каждый день увидишь, — выдохнула она. — Кто-нибудь может сказать, что это было или во что это превращалось?

— Это проблема на будущее, — ответил Оуэн. — И есть у меня такое противное чувство, что когда-нибудь она вернется вместе с пришельцами, которые ее создали. Мы лишь выменяли одну угрозу на другую.

— Пусть приходят, — сказал Джиль. — Пусть приходят все. Им и не подступиться будет к Империи, которую мы создадим. А теперь идем. Не хотим же мы заставлять императрицу ждать.

Он сошел с платформы, Оуэн и Хэйзел за ним. Хэйзел посмотрела на Оуэна.

— Терпеть не могу, когда он становится таким самоуверенным. Просто напрашивается на неприятности.

— Более чем согласен, — подтвердил Оуэн. — Но пока он перед нами, я могу не волноваться, что он там делает.