— Ты не ошибалась, — ответил Рэндом.
— Ты выглядишь моложе, — сказала Руби.
Оба они понимали, что это чудовищное преуменьшение. За последние несколько недель Рэндом сбросил по меньшей мере лет двадцать. Теперь ему ни за что нельзя было дать больше сорока. Внешне это выражалось в появлении мускулатуры, а внутренне — в огромном притоке энергии. Куда только подевалось изможденное лицо шестидесятилетнего человека? На месте остались только шрамы и морщины. Одним словом, новый Рэндом почти ничем не напоминал ту старую развалину, которую Руби встретила когда-то в Мистпорте.
— Я и чувствую себя молодым, — сказал Рэндом. — Я стал сильнее, увереннее в себе. Мои реакции улучшились. Я снова стал тем человеком, про которого слагали легенды.
— А может, Шторм просто ревнует? — спросила Руби. — Ты молодеешь, а он нет.
— Не знаю. Может быть. Сейчас я начинаю кое-что вспоминать об Александре Шторме. По-моему, он потерял веру. Он больше не хотел отдать жизнь за правое дело. Несколько десятков лет он провел в битвах, и эго ни к чему не привело. Он захотел уйти из подполья, зажить спокойной, размеренной жизнью пенсионера и предоставить молодым очертя голову кидаться в битву. Он был уверен, что заслужил такую жизнь. На самом деле к тому времени мы оба стали слишком стары для битв, только я не хотел этого замечать. Я повел людей в битву на Холодной Скале, и Алекс пошел со мной. Пошел не потому, что хотел поддержать дело, — нет, он просто хотел быть рядом со своим старым другом. В такие моменты Алекс всегда поступал так, как надо. Он, в сущности, хороший парень. Ну а потом нас разгромили. И кажется мне, что я помню, как Алекс повернулся и побежал. А я остался и попал в плен, так что, возможно, он был абсолютно прав.
После этого я потерял его след. Мы так ни разу и не встречались, пока он не появился на совете в роли представителя Голгофы. Это меня не удивило — я знал, что Алекс, что бы он там ни говорил, не сможет навсегда оставить подполье. Но теперь мы снова попали на поле боя, и я остался прежним, а он — нет. Я снова стал легендарным мятежником, а Алекс — просто усталый старик, которому трудно удержать свой собственный меч или справиться с дыханием. А может быть, я напоминаю ему о той, последней битве, о том, как он бежал, а я остался. Впрочем, это воспоминание может оказаться подложным. Я мало что помню о том периоде своей жизни.
— Неудивительно — ты же побывал в плену, — сказала Руби. — Тебя довольно долго держали в имперских застенках. А тамошние мнемотехники могут сделать с разумом человека все что угодно. Скажи Спасибо, что ты не спятил.
— Я обаял тебя и ослепил своими чарами.
— Надейся, как же. На самом деле мне просто нравится твоя целеустремленность. Ты много раз пытался привести свою жизнь в соответствие с идеалами. Лично я никогда ни во что не верила. Кроме, разумеется, звонкой монеты. Гордость и смелость могут лопнуть, как мыльный пузырь, а золото всегда остается золотом. Может, я просто хочу присвоить себе часть твоей славы.
— Руби, почему ты всегда себя так принижаешь?
Руби пожала плечами:
— Должен же кто-то выполнять грязную работу. Не знаю, Джек. Не спрашивай меня. Все равно я не смогу тебе ничего сказать. Я здесь, потому что я так хочу. Попробуй удовлетвориться таким ответом.
— Я не единственный, кто изменился в последнее время. Ты тоже стала другой, Руби. Хочешь ты этого или нет, но ты действительно становишься таким же легендарным героем, как и я.