Охотник за смертью: Восстание

А значит, Якоб сейчас находится где-то в другом месте. Мертвый, разумеется. Живым ему уже не бывать. Даже если неизвестные друзья Якоба и поместили его в регенератор, они все равно опоздали. Он слишком долго пролежал мертвым. Мозг не мог уцелеть. В этом Валентин был абсолютно уверен. Он прекрасно помнил, как и когда убил своего отца. Наркотик, которым он в тот момент воспользовался, обострял память, и теперь Валентин имел возможность в любой момент мысленно прокрутить точную запись событий. Это даже доставляло ему удовольствие. В пылу битвы он подкрался к Якобу сзади, всадил кинжал ему под ребра и быстро вытащил обратно, чтобы никто ничего не заподозрил. Якоб мертв. В этом Валентин не сомневался ни минуты. Но куда, черт возьми, делось его тело?

Из Кэмпбеллов уцелели только Финлей и Адриана, удравшие из башни на украденной гравилодке, но труп Якоба увезли не они. Валентин сам несколько раз просматривал запись, сделанную внешними камерами системы безопасности башни. На лодке было только два человека. К сожалению, внутренние камеры во время сражения не работали — об этом Валентин сам позаботился. Не мог же он позволить, чтобы кто-нибудь видел, как он убивает отца. Так что внутри башни труп мог спрятать кто угодно. Но только зачем?

Зачем похитителям тело Якоба? Можно, конечно, попытаться его клонировать. Но когда клон появится среди людей, его разоблачат с помощью простейшего генетического теста. И выкупа за клон Вольфы платить не станут. Даже Констанция, безутешная вдова, и та не станет. А вот за тело Якоба выкуп заплатят, и немалый. Клан позаботится о достойном погребении своего прежнего главы.

Но выкупа так никто и не потребовал. И Валентин невольно начал подумывать: а что, если… Что, если тело никто и не крал? Что, если покойник ушел сам? В той суматохе и не такое прошло бы незамеченным. Валентин содрогнулся, представив себе, как мертвый Якоб встает, пошатываясь, и выскальзывает из комнаты, задержавшись только, чтобы бросить последний взгляд на отцеубийцу. А кровь все продолжает вытекать из глубокой раны в боку… Покойник выбирается на улицу и прячется в каком-нибудь темном переулке. Сердце его не бьется, мозг умер. Все, что у него осталось, — это ненависть к убийце, и ненависть эта так сильна, что до сих пор не дает ему успокоиться. До сих пор Якоб прячется неведомо где, но при первой возможности он жестоко отомстит своему сыну-убийце…

Валентин всегда был суеверен. Он не считал это недостатком. Наоборот, дополнительное возбуждение лишь усиливало действие наркотиков. Но теперь мысли о мертвом отце не давали ему заснуть. А иногда по ночам ему казалось, что отец пришел и что-то говорит ему из темноты. Валентин содрогался от ужаса, слыша его обвинительную речь, но уже утром не мог вспомнить ни единого слова.

Конечно, все это могло быть наркотическим бредом.

Валентин постарался привести мысли в порядок. В конце концов, сейчас ему ничто не грозит… Он — Вольф, глава Первого Клана Империи, и никто не в силах этого изменить, что бы там ни случилось с телом Якоба. Недавно он уничтожил своих конкурентов Кэмпбеллов и заключил самую выгодную во всей Империи сделку — контракт на поставку новейшего космического двигателя. Теперь все ему кланяются и уступают дорогу.

К словам Валентина прислушивается сама императрица, а этим немногие могут похвастаться. Конечно, он служит ей чем-то вроде шута, в чьих словах мудрость граничит с безумием, но тем не менее факт остается фактом. Лайонстон всегда слушает, если говорит Валентин. Ему позволяется делать и говорить такое, за что другим не сносить головы — лишь потому, что императрицу это забавляет. А еще ей нравится смотреть, как злятся семьи, когда она дает Валентину все большую и большую власть.

Императрица всегда любила развлечения подобного рода. И церковь, и армия ясно дали ей понять, что не одобряют Валентина. Пожалуй, это был единственный вопрос, в котором эти две организации сумели достичь единодушия. Но с Валентином и те и другие вели себя предельно вежливо. И армии, и церкви позарез нужен был новый двигатель. И конкурентам они его уступать не собирались.

Семьям тоже пришлось не по вкусу возвышение Валентина. Оно нарушило хрупкое равновесие, не дававшее кланам вцепиться друг другу в глотки. Но никто из придворных интриганов не смог свалить Валентина. То же происходило и с членами Парламента. Купить Валентина они не могли — им нечем было его заинтересовать. А некупленный он был для них опасен. Валентин Вольф был противником хитрым и непредсказуемым.

Но по отдельности каждый из этих людей хотел видеть могущественного Вольфа своим другом.