Охотник за смертью

Что сделали с ней? С его женой, его лесной ланью, ясноглазой и веселой, его маленькой, любимой Эльне… Зачем?!

– Каор!

Вспышка пламени, ветвистая молния из раскинутых рук… и легкий белесый пепел на месте истерзанного тела.

Небеса вздрогнули, роняя на землю звезды: гроза среди ясного неба, страшный рокот грома отдается дрожью под ногами. Как же так? Одна ночь отменила всю жизнь. Все, что было – ушло, а это значит – не было, и не будет уже никогда. Что осталось от Альгирдаса-Паука? Такой же прах.

На отряд Дигра он рухнул с неба. Встал перед данами, мертвый перед живыми, без интереса наблюдая, как меняется лицо его безумного палача.

– Где Наривилас?

Надо отдать должное Псу, он не растерялся. Перед ним был враг, безоружный и одинокий, беззащитный, а значит смертельно опасный, но дан бесстрашно приказал своим бойцам:

– Убить его!

И двинул вперед коня, чтобы грудью его смести врага с дороги. Свистнул меч, как по волшебству появившись в руке.

По волшебству… Паук Гвинн Брэйрэ поймал нити неоконченного заклятия и раньше, чем конские копыта оторвались от земли, заплел свою сеть. Дигр забился в вязи собственных чар. Глаза Альгирдаса жадно обшарили его отряд – амулеты, обереги, талисманы, руны на оружии – все пошло в ход, и чародейский невод упал на людей – красивая, радужная паутина.

Вот только увидеть ее они не могли.

– Где Наривилас? – повторил Паук, уже зная, что первенца его нет в отряде, и новый мучительный страх сжал горло, мешая говорить. – Отдай мне сына, Пес!

Вскрикнул и свалился с седла один из воинов. Кровь фонтаном брызнула на деревья, на лошадей и людей. Сейчас Альгирдасу не нужны были слова, чтобы ворожить.

– Где…

– Перестань! – заорал Дигр, глядя, как с ближайшего к нему воина чулком сползает кожа. – Не надо, Паук! Твой сын… мы взяли его, увезли. Я хотел, чтобы он жил у меня…

– Где он?! – рявкнул Альгирдас, сдирая ногти с обеих рук Дигра.

– Его унес волк! Волк – огромный, белый. С глазами… Я клянусь тебе, Паук, это правда! Он прыгнул из кустов, уронил воина вместе с конем и унес мальчика.

Волк… Белый. Это второй облик Сенаса. Глаза у него светятся – это верно. И Дигр не врет, не может он сейчас врать. Сенасу мало оказалось убить Паука. Древнее чудище, он решил извести род врага под корень.

– Половину из вас заживо сожрут могильные черви, – глядя под ноги, пробормотал Альгирдас. Он говорил тихо, но его услышали все, кто был жив, – решайте сами, кого именно. Другая половина станет добычей навьев. Это очень плохая смерть. А ты, – он вскинул голову, снизу-вверх глядя в искривленное болью лицо Дигра, – любишь мужчин, Пес, и пусть будет по-твоему. Отныне мужчины будут любить тебя. Много. Больше, чем ты можешь пережить. Но ты переживешь, – он понемногу ослаблял стягивающие людей петли, забирал себе их силы, черпал заодно из леса вокруг, из притихшего зверья, из затянувшегося тучами неба, из всей земли – своей по праву крови и по праву любви. Даже к слепому богу протянул требовательную руку, и тот щедро отдавал своему избраннику горькую и чистую силу божества, – ты переживешь, – повторил Альгирдас. – И каждый год будешь ты рожать змей. Из шкур, которые они сбросят, ты сошьешь мне плащ и только тогда освободишься, когда закончишь эту работу. Но избави тебя боги, Жирный Пес, убить хоть одного из своих детей. Да будет так!

Разом он вложил в проклятье все силы. Покачнулся, но устоял на ногах. И отвернулся к лесу, слыша за спиной по-детски изумленное:

– Как это, рожать?

– А как получится, – устало уронил Альгирдас.

ГЛАВА 6

Орнольф ждал его там же, в кургане, только перебрался поближе к выходу. Он развел костер и сидел, задумчиво глядя в пламя, слегка баюкая левую руку.

– Ты связывался с Советом? – уточнил Альгирдас, входя под своды упокоища.

Орнольф кивнул. И Альгирдас сел у огня напротив, тоже стал смотреть на переливы пламенных языков. Хотелось, чтобы огненные змейки плясали в глазах, когда Орнольф встанет, и он, Паук, поднимет взгляд на друга…

Просто смотреть в огонь, зная, что это последнее, что ты видишь, не хватит сил. Но и видеть, как блеснет меч в руках Орнольфа, он тоже не мог.

Если бы кто-нибудь другой… Нет. Так было бы еще хуже.

– Совет сказал, что наша жизнь заканчивается в бою, – как-то очень легко произнес Орнольф, – таков закон. Мы не умираем от старости, и мы никогда не хотим умереть, поэтому деремся до конца, отдавая всего себя… нам же, – он мотнул головой и хмыкнул: – Да ты и сам это знаешь. И ты хочешь умереть. Или не хочешь жить, что все равно. Поэтому мне запретили убивать тебя сейчас. Совет решил дождаться, пока в твоей… жизни?.. появится хоть что-то, удерживающее тебя на земле. Что-то, что заставит тебя сражаться, защищать себя.

– В моей жизни, – медленно повторил Альгирдас, – я уже умер, Орнольф.

– Я знаю, – зло ответил дан.

– И все равно, не сочти меня трусом, но это…

– Жестоко, – договорил за него Орнольф. – Я так и подумал. И Совету сказал так же. И послал их к закатным водам, много они там понимают, в Совете? Мы с тобой не последние люди в братстве, и тоже имеем право решать. Так или нет?