— Спасибо, но я откажусь. — Айто указал на кофейный столик, с двумя контейнерами разной выпечки, и криминалистка более не стала настаивать.
Прошло пять минут и Ренэро в компании Овэлии уже сидел в её маленьком кабинете, который располагался в подвале под зловещим названием “морг”. Поначалу Лоснин опасался, что ему придется сидеть возле столов, где лежат тела, но как же он был рад, когда, зайдя в холодный морг они сразу же повернули налево и зашли в маленькую, но яркую комнату, хотя впереди, за матовыми шторами, он явно разглядел большие операционные столы. Из серого и унылого в кабинете криминалистки были только стены и пол, всё остальное так или иначе было испещрено красками. На рабочем столе рядом с компьютером, украшенным наклейками, стояли цветастые рамки и какие-то безделушки. В шкафу с папками стояли странные игрушки с какими-то символами в руках, напоминающие обереги. Спинки стульев были застелены мягкими рыжими полотенцами, от чего сидеть было очень даже комфортно.
— Уютно да? — Овэлия стояла возле небольшого столика, застеленного зелёной скатертью, на котором закипал красный чайник и стояли радужные кружки, заполненные заваркой.
— Необычно, — согласился Ренэро вертя головой. — Никогда не думал, что в морге может быть такая радужная атмосфера.
— Ну мы же не в морге, — рассмеялась Хойтс. — Это моя маленькая обитель, где я прячусь от трупов.
— Значит цветные вещи тебя успокаивают?
— Они помогают забыть о серости нашего мира. — с легкой грустью ответила Овэлия.
Поставив на стол, за которым дожидался Лоснин, чашки и тарелки, на которых было по два больших пирожных с розовым кремом, она уселась напротив и вновь засветилась от счастья.
— Это мои любимые, — пролепетала она. — У тебя нет аллергии на клубнику?
— Нету, — покачал головой Ренэро и взяв ложку он смахнул немного крема и запустил себе в рот. — Боже, как вкусно. А вкус клубники, словно ешь её только с куста.
— А я про что. — Хойтс расплылась в улыбке и то же начала уничтожать свою порцию.
Чай медленно кончался, в то время как пирожные бесчеловечно быстро убывали, а Ренэро вёл непринуждённую беседу с девушкой, с лица которой, кажется, никогда не сходит улыбка. Она спрашивала его об учебе, о жизни в столице, о том, как ему здесь работается и живется, и не сильно ли его донимает мистер Байнгер, а он, нисколько не тушуясь, свободно отвечал на эти вопросы. Пока не зашёл разговор о семье.
— Твои родители, наверное, гордятся тобой. — доев пирожное сказала Овэлия.
— Гордились бы, если бы были живы. — Ренэро грустно усмехнулся.
— Ой, — впервые с лица улыбающийся криминалистки слетела радость, сменившиеся неподдельной печалью. — Прости, пожалуйста.
— Ничего, — успокаивающем тоном и криво улыбнувшись затараторил Лоснин. — Они погибли давно, и я уже успел смериться с этим.
— Можно узнать, как это случилось? — осторожно спросила Хойтс, в голосе которой чувствовалось переживания и тревога.
— Отец работал следователем в столичном департаменте, мама была его секретарём, — говоря о родителях, Ренэро вновь посетило скребущее чувство на душе, но он старался держаться. Не ради себя, а ради мисс Хойтс, которую он не хотел расстраивать ещё больше своей кислой миной. — Пять лет назад в департаменте случился пожар. Из-за чего и почему так и не узнали, сослались на короткое замыкание где-то в подвальных помещениях. Родители не успели выбраться, пытаясь помочь своей коллеги, которая потеряла сознание от дыма. В итоге все трое погибли от удушья.
— Какой ужас, — Овэлия прижала руку ко рту и её глаза стали блестеть от появившихся слёз. — Твои родители были очень отважными людьми.
— Я в то время учился на втором курсе академии. Мне позвонил начальник департамента…
— Мне очень жаль твоих родителей. — Хойтс взяла Ренэро за руку и сжала её. Рука криминалистки была тёплой и немного липкой от крема, но Лоснин чувствовал, как от этой улыбающейся девушки к нему перетекает её безграничная радость и когти, что скребли его душу, утихли.
— Спасибо. — Ренэро улыбнулся и кивнул Овэлии.
Когда девушка убирала со стола, Лоснин внезапно для самого себя вспомнил случившейся утром разговор со своим наставником, а точнее тот вопрос на который он не захотел отвечать. Поначалу Ренэра отговаривал себя от того, чтобы спросить об это криминалистку, но после грызущие чувство любопытство дало понять, что если он не спросит у неё, оно не даст ему уснуть этой ночью.
— Мисс Хойтс. — неловко заговорил Лоснин.
— Овэлия, — девушка повернулась к нему и улыбнулась. — Брось ты эти формальности.
— Хорошо, — Ренэро тоже улыбнулся. — Овэлия, я хотел бы у вас спросить кое-что личное, — Хойтс посмотрела на своего собеседника с нескрываемым интересом, но пока что молчала. — Сегодня мы ездили к одному… осведомителю мистера Байнгера, — как можно деликатнее начал Лоснин, — и тот его несколько раз называл нулевым. Вы не знаете почему?
— А разве вам в академии об этом не рассказывали? — Хойтс в удивление вскинула бровь.