Охотники 2. Авантюристы

Невозможно вычислить даже приблизительно, когда от единого ордена осталось лишь название и бессмысленный свод правил. Нет. Все еще съезжались на ежегодный совет главные магистры тайных лож, все еще зажигались свечи, надевались фартуки и балахоны, все еще шла тайная переписка и обмен сведениями. Вот только сведения эти были либо давно просроченными, либо насквозь лживыми, а переписка становилась все больше похожа на переписку давно уже опостылевших друг другу любовников — за осторожными словами скрывались обиды и взаимные обвинения. Внутри лож тоже начался раскол. Молодые магистры собирали вокруг себя сторонников, организовывали собственные ложи, исчезали, прихватив с собой архивы. Информация о предметах начала просачиваться наружу. Ее обменивали, ею торговали, при помощи нее шантажировали и подкупали. В дела, которые прежде считались доступными лишь избранным, стало вмешиваться правительство. Слишком много алчных и тщеславных людей получило доступ к данным о предметах и к самим предметам. К началу двадцатого века европейских лож, как таковых, не осталось, а самих Хранителей можно было пересчитать по пальцам. Почти все из них были так или иначе замазаны в политике, а те Хранители, что все еще оставались верными идеям ордена, вызывали у остальных в лучшем случае недоумение.

— Вам все ясно? — мальчишка внимательно следил за выражением лица Красавчика, пытаясь определить, понял ли гангстер хоть слово из сказанного.

Если бы Красавчик любил сказки, он бы точно впечатлился услышанной только что историей. Но сказок он не любил. Из Ма рассказчица была так себе, все ее истории имели воспитательный характер, поэтому заканчивались примерно одинаково — «и дурачка линчевали». Иногда «дурачка замели копы», иногда «дурачку прострелили его тупую башку».

Сказок Баркер не любил. Поэтому остановил мальчишку жестом:

— Ясно... Все, как у всех. Как в Чикаго. Макаронники держат один район, ирландцы другой, в чайна-тауне заправляют желтые... К друг дружке не суются. Есть договор — есть порядок. Но все равно однажды кто-то один лезет в бутылку, кому-то другому кажется, что его обделили, и начинается бардак. Общак разворован, полгорода в трупах, шлюхи рыдают, копы радуются. Год-полтора город стоит на ушах, а потом откуда-нибудь появляется новый козырный, наводит порядок и подбирает весь бизнес под себя. Ничего нового. Сворачивай болтовню. Осталось три минуты.

— Вот сейчас в Европе и есть такой бардак. А Америка и есть такой козырный, — мальчишка проигнорировал нетерпеливый тон Красавчика, продолжил размеренно, как будто читал наизусть псалом.

«... да будут дни его кратки, и достоинство его да возьмет другой; дети его да будут сиротами, и жена его — вдовою; да скитаются дети его и нищенствуют, и просят хлеба из развалин своих; да захватит заимодавец все, что есть у него, и чужие да расхитят труд его...»

Мировая война и многочисленные местечковые смуты внесли и в без того не слишком удачливую судьбу европейских хранительских лож свои коррективы. Из-за гибели одних Хранителей, предательства других, из-за равнодушия третьих огромные европейские территории остались полностью без контроля. Архивы этих территорий были утеряны, агентурные сети развалились, и отследить и проконтролировать известные предметы представлялось почти невозможным. К тому же, из-за утечки данных в гонку за предметами включились все, кто хоть что-то о них слышал. Разведки, контрразведки, тайные полиции, промышленные картели, профсоюзы, существующие режимы и их оппозиции, террористические организации, да просто солдаты удачи — все они направились по следу вещей и их владельцев...

И тогда американская ложа, в отличие от лож европейских богатая и сильная, решилась на охоту за предметами на чужом континенте.

— По понятиям живете, братишки, — понимающе хмыкнул Красавчик. — Пока хозяева в отлучке, прете все, что найдется.

— Ну, вообще то это даже в Кодексе прописано, — почему-то обиделся мальчишка. — Если где-то нет Хранителей, то любая из существующих лож может считать эту территорию охотничьими угодьями. И другие ложи обязаны охоте всячески содействовать. Или не препятствовать, по меньшей мере. Охота — занятие для джентльменов. Знаете, сэр, если быть откровенным, то у нас — Хранителей — не так уж много сведений. К примеру, мы в Штатах смогли отследить не больше десяти европейских предметов, и те — с огромным трудом. Остальные ложи знают примерно столько же. Поэтому даже самый ловкий охотник никогда не выберет с чужой территории все предметы до последнего. Если только рядом с ним нет ищейки!

— Похоже, мы дошли до сути! — у Красавчика напряглись жилы на шее. — Зачем я? Почему ищейка? Ну, в камушках я — дока, ну картинку сразу запомнить могу, в покер не продуваю обычно...

— Нет-нет! Не это. Вы, мистер Баркер, гораздо больше! Вы — ценность и огромная же опасность для нас всех! Вы рисуете память предметов!

— Чего-чего?