Охотники 2. Авантюристы

Каким-то образом Артур сообразил, что и процеженная сквозь зубы фраза, и взгляд, такой, каким опытный портной окидывает небогатого клиента, обращены к нему. Первым шагнул в подъезд. Постоял с полсекунды, привыкая к полутьме. Попробовал, было, проверить дом на следы предметов, но вовремя сообразил, что Медведь снова выбрал его силы и его дар. Поэтому Артур просто огляделся. Вокруг было по-казенному неуютно, словно это был вовсе не жилой и когда-то богатый дом, а заброшенная приходская школа или старый госпиталь. Где-то наверху то и дело хлопала дверь. С улицы без всяких церемоний и уведомлений задувал ветер, свистела по обшарпанным половицам поземка, наметая в углы кучки снега и мусора. На стенах тесно, а кое-где и друг на дружку лепились блеклые прямоугольники дореволюционных афиш и плакатов. Изображения истерлись до неузнаваемости, но одно типографское глянцевое лицо... лицо в белом театральном гриме, с тщательно прорисованными тушью треугольными бровями и печальными умными глазами Артур сразу узнал... Вертинский! Майор едва не выругался вслух от досады. Про карточку, ту самую, что Саша Чадов подписал в Симферополе для кузины, и которую майор намеревался вручить девушке на день рождения — про карточку-то он напрочь позабыл. А теперь уж точно — не самое подходящее для подарков время. Артур нащупал через пальто нагрудный карман гимнастерки, убедился, что картонка на месте, и взял сам с себя обещание вручить ее Даше при первом же удобном случае. Позже, разумеется. Разумеется, не сейчас. Не тогда, когда они, задыхаясь, бегут вверх по узкой лестнице, перепрыгивая через ступеньки и стараясь не отстать от оборванца в казачьей шапке. И не теперь. Не тогда, когда они стоят перед обитой дерматином дверью, слева от которой тускло поблескивает медная табличка «Борщ С. И.»

и красуется дверной молоток в виде львиной головы.

— Стуцять! — скомандовал беспризорник. Артур с облегчением высвободил палец из медной пасти и занес кулак.

Дерматин цвета кофе с молоком, словно уворачиваясь от удара, отскочил назад, и на пороге квартиры номер тринадцать появилась мадамочка с мутным взглядом заядлой кокаинистки, одетая не по времени и сезону в газовое платье-трубу. Из-за дюймового слоя белил, пудры и румян вычислить возраст мадамочки возможным не представлялось, а ее шея и грудь прятались под лисьей горжеткой с лапками и злобной одноглазой мордой. На ногах у дамы были расшитые бисером домашние туфли, а на лбу парчовая и, кажется, прежде служившая отделкой для гардин тесьма с лихо воткнутым в узелок фазаньим перышком. Сам фазан, точнее его чучело, примостился над трюмо. Судя по его общипанному виду, сегодняшнее перышко послужило не первой его жертвой на алтарь бессердечной моды.

— Ну? — взвыла дама так, что ее, наверняка, услыхали даже голуби на чердаке. — Подсэлэнцы?! Я жэ заявляла в домовой комитэт, что у мэня особые обстоятельства, и мэня никак нэвозможно уплотнять!

Стиснутая пухлыми губами, качнулась вверх-вниз длинная пахитоска. Дама медленно закинула к потолку стриженную под пажа голову, медленно поднесла к глазам благоухающую одеколоном «Коти» ладонь. Унизанные дешевенькими колечками пальцы медленно сжались в «трагический» кулачок. «Пластические барышни» — называл таких манерных глупышек дядя Миша и откровенно над ними потешался. «Кино насмотрятся с Холодной, Блока начитаются, на Айседору потаращатся с галерки и тут же решают, что рождены для сцены. Ходят потом, как наизнанку вывернутые, кочевряжатся, жеманничают, гнусавят «под иностранок» и «акцэнтируют», словно у них в носу полипы размером с виноградину — смех, да и только».

Даша соглашалась с дядей, но «пластических барышень» ей было немного жаль. Ведь им было невдомек, насколько стыдно они выглядят со стороны. И разве можно их винить в том, что уродливое они сочли красивым? Даша Чадова частенько страдала от неловкости за людей, если ей вдруг казалось, что те ведут себя глупо, пошло и неуместно, лезут не в свои дела или берутся за то, что им не по зубам, или истово спорят на незнакомые им темы, а все вокруг посмеиваются исподтишка. Даша покосилась на Артура, ожидая обнаружить на его лице снобистскую ухмылочку, но ничего подобного — майор разглядывал хозяйку квартиры с откровенным удовольствием. Ну, насколько у него хватало на это сил. Болван! В другой день Даша немедленно прониклась бы презрением к падким на «мишуру» мужчинам, но сейчас все это было настолько бессмысленным и пустым, что она просто отвела взгляд.

— Не подселенцы это. Цпионы твои. Хлебуска дась? — высунулся из-за Дашиной спины пацаненок и тут же спрятался обратно, наткнувшись на пудовый взгляд хозяйки.

— Люлэй тебе, а не хлэбушка! Маршь в кухню, там каша с утра осталась. На примусе погрэешь сам. Смотри мнэ, чэго потыришь или в кладофку сунэшь нос — урою! — Сусанна Борщ, а по всей видимости, это была именно она, на секунду почти вышла из образа «пластической барышни», как-то вдруг постарела, осунулась. Но тут же взяла себя в руки, моргнула слишком длинными и черными, чтобы быть настоящими, ресницами. — Так чэм могу?