Знал бы он, из-за чего я на самом деле переживала, не занимался сейчас глупыми философствованиями, а, скорее всего, загрыз бы меня на радость своему хозяину.
— Хорошо, если так, но… — Окончание фразы застряло в горле, потому что в тот самый момент снаружи послышались быстрые, уверенные шаги.
Фрисо передвигается бесшумно, словно сотканный из воздуха. Наины и служанки тоже. Кормилица хальдага ступает медленно и грузно, а значит…
Прежде чем я успела метнуться к кровати, чтобы спихнуть с нее вейра и притвориться спящей, дверь распахнулась, явив моему взору его всемогущество собственной персоной.
Я так и осталась стоять, где стояла, встречая Стального максимально невинным взглядом. Не Филиппа я? Да что за глупости вы говорите! Я самая что ни на есть стопроцентная наина.
Де Горт прошел в комнату.
— Филиппа, — начал, сканируя меня взглядом, отчего сердце едва не ухнуло в пятки.
А спустя мгновение с надеждой замерло. Раз не набрасывается с вопросом, кто я такая, раз назвал меня ее именем, значит, все в относительном порядке.
Хвала Созидательнице!
Не знаю, что тогда на меня нашло. Наверное, сказалось нервное напряжение, в котором я варилась с самого утра. По телу пробежал холодок, заставляя кожу покрыться мурашками, и я, не отдавая себе отчета в том, что делаю, начала раздеваться.
Чувствуя тяжелый, пронизывающий взгляд хальдага, сбросила на пол тяжелый парчовый халат и потянулась к завязкам ночной сорочки, более чем решительно настроенная отправить ее следом за халатом.
— Вы что творите? — удивился Истинный, наблюдая за тем, как я с самым сосредоточенным видом стягиваю с плеч тонкий шелк.
— А вы разве не за тем явились? — Я растерянно приостановилась.
— Не за тем, Филиппа, — отчеканил он резко, при этом гипнотизируя взглядом две стратегически важные выпуклости на моем теле.
— Вы уверены? — выразила я вполне логичное сомнение.
— Более чем!
— То есть чтобы вы меня не хотели, мне нужно хотеть вас, — пришла я к блестящему умозаключению и тут же поспешила поправиться, осознав, что сейчас ляпнула: — То есть я вас конечно же не хочу, но чтобы вы меня тоже не хотели, буду делать вид, что хочу. Ну вы поняли, о чем я.
В глазах де Горта сверкнули молнии за мгновение до того, как он прикрыл их, явно пытаясь вернуть себе душевное равновесие.
— Можете не утруждаться, леди Адельвейн. Как уже сказал, мне не нужна порченая наина. Проводить время с удовольствием я могу и в обществе других своих невест.
В груди что-то неприятно кольнуло. Наверное, тоже нервное и тоже от волнения.
Сцепив посильнее зубы, я процедила:
— Ну так идите проводите на здоровье. Сюда-то зачем явились?
— Чтобы поздравить вас с успешно пройденным испытанием и пожелать спокойной ночи. И сказать, чтобы вы меня не боялись. Того, что случилось утром, больше не повторится.
«Я же говорю, скучный и благородный», — вклинился в наш разговор Морок.
А я, сама не знаю зачем, сказала:
— Полагаю, вам желать спокойной ночи еще рано. Раз уж собрались проводить время с удовольствием в другом обществе.
— Пожалуй, действительно рано. Потом леди ле Фэй пожелает, — усмехнулся Мэдок, а у меня почему-то зубы еще больше заскрипели.
И кажется, в тот момент случилось второе умопомрачение. Вместо того чтобы напялить халат обратно, я подхватила его и от души швырнула им в хальдага.
Жаль, что на месте халата не оказалось канделябра. Или какой-нибудь вазы. Напольной, фаянсовой. Поднатужилась бы и тоже швырнула. В этого всеберущего!
— Филиппа! — рыкнул де Горт, сбрасывая облако парчи на пол и парой быстрых шагов уничтожая мое личное пространство, вклиниваясь в него, заполняя собой.
Вот зачем, скажите, вообще ко мне приближается?! Пусть бы шел и заполнял собой кого угодно. Да хоть сразу всю четверку. На здоровье!
— Ну что же вы? — Я издевательски улыбнулась прямо в лицо этого железобетонного. — Идите к ней, получайте свое удовольствие. Могу вас заверить, леди ле Фэй чиста, как хрустальная ваза. Мы проверяли. Ну или как хрустальный ночной горшок.
Сравнение Марлен с горшком мне понравилось гораздо больше, чем с вазой. А вот де Горту не понравилось. Не знаю, что именно, скорее, все вместе и я в отдельности.
Он схватил меня за плечи, впился в них пальцами, сминая тонкую ткань ночной рубашки, и прорычал:
— Дерзкая девчонка! Ты… — в глазах хальдага сверкнули зеленые льдины, опасные и ядовитые, — ты сводишь меня с ума, Филиппа! — закончил он хрипло и, вместо того чтобы убраться, куда собирался, впился в мои губы жестким поцелуем.
Если его всемогущество думал, что я тут же растаю, все забуду и все прощу (и утренние угрозы сделать меня асави, и нынешнее заявление, что негоже ему, высокородному, иметь дело с порченой, а лучше уделить внимание непорочной), то сильно ошибался. Я толкнула его в грудь, чтобы скорее оставил мои губы в покое, потому что моя собственная грудь, со прикасаясь с грубой тканью камзола, реагировала на его благородие совсем не так, как мой разум.
Вот где жарким костром полыхала ярость!