Охотники на фазанов

Кимми кинулась к детскому трупику и прижала его к груди; они даже не пытались ей помешать.

— Милле, родная моя! Все хорошо. Мама здесь, мама тебя больше никогда не оставит! — рыдала женщина. — Мы всегда будем вместе. Мама подарит тебе маленького мишку, и мы будем играть с тобой каждый день!

Карлу ни разу не довелось пережить то безграничное чувство любви, которое овладевает человеком, когда он впервые держит на руках родное существо, только что появившееся на свет, однако сопереживать ему он был вполне способен. Глядя на Кимми, он почувствовал, как защемило сердце.

Сунув раненую руку в нагрудный карман, он выудил маленького мишку, найденного в тайнике, и протянул Кимми.

Она не проронила ни слова, только замерла, не сводя глаз с игрушки. Приоткрыла губы, склонила набок голову, скривила рот и так застыла: неясно было, то ли она радуется, то ли сейчас заплачет.

Ассад стоял рядом с непривычно растерянным видом, нахмуренный и притихший.

Наконец Кимми несмело протянула руку за медвежонком. Едва она ощутила его у себя на ладони, с нее мигом сняло судорожную напряженность; она облегченно вздохнула всей грудью и откинула голову.

Карл вытер хлюпающий нос и поспешил отвести взгляд, чтобы не расплакаться. На глаза ему попалась группа пассажиров, ожидавших поезда, затем он взглянул на навес в конце платформы, где стоял его служебный автомобиль. С другой стороны приближался поезд.

Затем он снова посмотрел на женщину. Ее дыхание успокоилось, она стояла прижимая к груди и младенца и игрушку.

— Ну вот! — сказала она и вздохнула так, словно с этим вздохом сбросила с души годами давившую тяжесть. — Теперь голоса совсем замолчали. Они ушли!

Кимми улыбнулась, хотя по щекам ее струились слезы; она подняла взгляд к небесам, весь ее облик излучал огромную, необъяснимую умиротворенность.

— Ах, Милле, дорогая моя! Теперь есть только ты и я. Это и вправду сбылось.

Сияя радостью облегчения, она закружилась в танце, держа на руках ребенка и словно не ступая по земле, а с каждым шагом воспаряя все выше и выше. До поезда оставалось метров десять; и вдруг ноги так же легко поднесли Кимми к краю платформы, и она ступила за край. В последний миг ошарашенный Карл встретился с ней глазами: в них сияли благодарность и умиротворение. Раздался предостерегающий крик Ассада, но было поздно.

— Только мы с тобой, милая моя девочка, — сказала Кимми и откинула руку, будто крыло.

А через секунду раздался отчаянный визг тормозов, но она уже исчезла.

Эпилог

В сумерках через железнодорожный переезд и по дороге к усадьбе потянулись целые колонны машин с синими мигалками. Вся местность заполнилась мельканием проблесковых маячков и завыванием пожарных и полицейских сирен. Повсюду виднелись полицейские жетоны, машины спасательной службы, понаехало море журналистов с камерами, толпа любопытствующих живой стеной окружила места, где работала кризисная помощь. На железнодорожных путях не покладая рук трудились полицейские техники и спасатели. Народу собралось столько, что не протолкнуться.

У Карла еще не прошло головокружение, но рана в плече не кровоточила: о нем позаботились сотрудники Красного Креста. Зато душа болела по-прежнему, в горле стоял ком.

Устроившись на скамейке под навесом платформы, он листал записки Кимми. В них безжалостно и с беспощадной честностью рассказывалось о деяниях группы. О нападении на брата и сестру в Рёрвиге, которые подвернулись группе чисто случайно. Они нарочно, чтобы унизить, раздели убитого мальчика. О братьях-близнецах с отрезанными пальцами. О супругах, пропавших в море. О Коре Бруно и Кюле Бассете. О длинной веренице животных и людей. Там было рассказано обо всем. И о том, что убивала их Кимми. Методы были различными. Очевидно, она много об этом знала. Было почти невозможно осознать, что все описанное проделывала та самая женщина, которая спасла их с Ассадом. Та самая, что исчезла под идущим составом вместе со своим ребенком.

Закурив, Карл дочитывал последние страницы. Здесь речь зашла о раскаянии — не по поводу Ольбека, а насчет Тины. Кимми нарочно дала ей слишком большую дозу; в описании ужасных сцен проглядывала нежность, своего рода сочувствие и жалость, которых не внушали ей прочие жертвы. Кимми говорила «прощай» своей подруге, погружавшейся в последний кайф.

Да уж, средства массовой информации душу бы продали за эту тетрадочку. А если бы стали известны подельники Кимми, то котировки акций на бирже упали бы ниже самой низкой отметки.

— Возьмешь это с собой в управление и немедленно снимешь копии! — Карл вручил рукопись Ассаду.

Тот кивнул. Эпилог драмы обещал быть бурным, но коротким. Из компании обвиняемых в живых остался только один, да и тот давно сидит в тюрьме; властям предстоит в основном известить несчастных родственников и честно распределить громадные суммы возмещения из наследия Прама, Флорина и Дюббёля-Йенсена, которые будут заявлены в судебных исках.