И Эйла, пришедшая сюда со своими лошадьми, и этот высокий чужеземец уже оценили блестящий ум этого темнокожего резчика, который, несмотря на свою более чем странную внешность, а может быть, именно благодаря ей, привлекал внимание всех женщин. Эйла даже не смотрела в сторону Фребека, точно заранее знала, что он не достоин ее внимания. Пусть она красива, одарена и сведуща в целительной магии, но все равно Фребек лучше ее, поскольку она не мамутои. А самое ужасное то, что она жила у этих плоскоголовых. Почему же Талут хочет удочерить ее?
Фребек понимал, что стал виновником этой неприятной сцены, вызвавшей взрыв негодования. Ему удалось доказать собственную значимость, поскольку после его выступления обитатели стоянки задумались о том, стоит ли принимать Эйлу в племя мамутои, но одновременно он ужасно разозлил могучего вождя. Фребек впервые видел Талута в таком гневе и немного испугался этого здоровенного бородача, обладавшего медвежьей хваткой. Талут мог с легкостью поднять его и разорвать пополам. По меньшей мере, Талут мог просто выгнать его, и неизвестно, захочет ли уйти с ним Фрали, то есть он может потерять эту женщину, подарившую ему столь высокий статус.
Однако Талут все-таки сдерживал свой гнев. Фребеку было непривычно, что к его аргументам отнеслись с уважением, а не назвали их бессмысленным вздором.
– Возможно, в твоих словах есть доля истины, – холодно сказал Талут, – но это не столь важно. Я все-таки считаю, что Эйла обладает многими необычными способностями, которые могут принести нам пользу. Ты не согласен с этим и считаешь, что она не может предложить нам ничего ценного. Но в сущности, наши оценки чисто субъективны, и ценность любого дара при желании может быть оспорена.
– Талут, – сказал Джондалар, – извини, что я прерываю тебя, пока ты держишь Говорящий Жезл, но мне кажется, я знаю такой дар, который никто не сможет оспорить.
– Правда?
– Да, по-моему, знаю. Мы можем поговорить с тобой наедине?
– Тули, ты возьмешь Жезл? – сказал Талут, обращаясь к сестре, и вышел вместе с Джондаларом в помещение Львиного очага.
Их уход сопровождался тихим заинтересованным гулом голосов.
Подойдя к Эйле, Джондалар перемолвился с ней парой слов. Она согласно кивнула и, сняв Ридага с колен, быстро направилась в очаг Мамонта.
– Талут, не можем ли мы погасить все костры? – спросил Джондалар.
Талут недоуменно нахмурился:
– Все костры? Сейчас слишком холодно и ветрено. Дом быстро выстудится.
– Я понимаю, но поверь мне, дело стоит того. Все будет в порядке. Сейчас Эйла покажет нечто такое, что произведет наилучшее впечатление в полной темноте. Мы не успеем замерзнуть.
Эйла вернулась, принеся с собой несколько камней. Талут озадаченно поглядывал то на нее, то на Джондалара. Наконец он кивнул в знак согласия. Огонь всегда можно зажечь снова, даже если это потребует определенных затрат времени и сил. Все втроем они двинулись в помещение кухонного очага, и Талут, отозвав Тули в сторонку, что-то тихо сказал ей. Они еще немного посовещались вместе с Мамутом, а затем Тули подозвала Барзека и дала ему поручение. Взяв в компанию Друвеца и Дануга, Барзек направился к выходу. Они надели парки, взяли корзины и вышли из дома.
Мамутои возбужденно галдели. Должно было произойти нечто необычное, и всю стоянку охватило то нетерпеливое ожидание, которое бывает перед праздником или священным ритуалом. Никто не ожидал сегодня никаких тайных совещаний и загадочных демонстраций.
Вскоре Барзек и подростки вернулись, притащив корзины с жидкой грязью. Пройдя в дальний конец дома, к очагу Зубра, они начали последовательно тушить небольшие костерки, горевшие в каждом очаге, разгребая угли и заливая отдельные языки пламени жидкой грязью. Осознав, что происходит, мамутои забеспокоились.
Когда все огни погасли, в доме стало совсем темно, разговоры прекратились и все люди замерли в молчаливом ожидании. Завывания ветра за стенами жилища, казалось, стали более громкими, а из труб, подводивших воздух к очагам, потянуло холодом, который в данной ситуации вызывал более глубокое и зловещее ощущение холодного страха. Огонь оценивали и воспринимали как нечто само собой разумеющееся, но сейчас, увидев, что погашены все костры, люди вспомнили, что именно от огня зависит их жизнь.
В результате непотушенным остался только центральный кухонный очаг. Эйла устроилась возле одного из боковых очагов, заготовив кучку хвороста, и затем по молчаливой команде Тули Барзек, осознавая всю драматичность момента, медленно вылил остатки влажного ила на костер центрального очага, чем вызвал испуганные вздохи соплеменников.