— Знак… Это знак, посланный мне моим тотемом, Джондалар. Дух Великого Пещерного Льва говорит мне, что я приняла верное решение. Значит, он хочет, чтобы я стала Эйлой из племени Мамутои!
Эйла и Джондалар тронулись в обратный путь; ветер все усиливался, и, хотя солнце еще стояло высоко, свет его был затуманен облаками сухой лессовой пыли, вздымавшейся с подмерзшей земли. Вскоре порывы ветра стали такими неистовыми, что путники уже с трудом различали дорогу сквозь эту пылевую завесу. Стрелы молний пронзили сухой морозный воздух, послышались глухие раскаты грома. Когда неподалеку от них вспыхнула очередная молния и прогремел гром, Удалец испуганно шарахнулся в сторону и встал на дыбы, а Уинни тревожно заржала. Седоки спешились, чтобы успокоить перепуганного жеребенка, и отправились дальше пешком, ведя за собой лошадей.
К тому времени, когда они подошли к стойбищу, колючий холодный ветер изрядно обжег их лица, небо потемнело и началась настоящая пыльная буря. Находясь всего в нескольких шагах от земляного дома, они с трудом разглядели сквозь эту сумрачную завесу фигурку человека, удерживавшего в руках нечто такое, что сопротивлялось и вырывалось, точно живое существо.
— А, вот и вы! — прокричал Талут, перекрикивая завывания ветра и удары грома. — Я уже начал беспокоиться.
— Что ты делаешь? Могу я чем-то помочь? — спросил Джондалар.
— Мы начали делать навес для лошадей Эйлы, когда заметили, что надвигается гроза. Но я не предполагал, что разыграется пыльная буря. Этот ураганный ветер сорвал все наши укрепления. Думаю, сейчас лучше завести лошадей в дом. Они могут переждать непогоду во входном помещении, — сказал Талут.
— А что, Талут, такие бури у вас не редкость? — спросил Джондалар, удерживая край тяжелой шкуры, которую едва не унесло очередным порывом ветра.
— Нет. Последние несколько лет их и вовсе не было. Погода наладится, как только снег основательно покроет землю, — сказал Талут. — Тогда мы будем сражаться только с метелями и буранами! — со смехом заметил он и, нырнув в земляной дом, придержал тяжелый занавес, чтобы Эйле и Джондалару было удобнее провести лошадей внутрь.
Оказавшись в странном месте, полном незнакомых запахов, лошади занервничали, однако завывание бури страшило их еще сильнее, и кроме того, они доверяли Эйле. Как только они поняли, что ветер уже не досаждает им, то их тревога сразу поубавилась, а вскоре они совсем успокоились. Эйла была благодарна Талуту за заботу о лошадях, хотя его поведение немного удивило ее. Войдя в следующий кухонный очаг, Эйла поняла, как сильно замерзла. На этом сильном морозном ветру она промерзла до костей, но не заметила этого раньше из-за обжигающей, летевшей в лицо пыли.
Ветер по-прежнему неистовствовал за стенами длинного теплого дома, постукивая крышками дымоходов и вздымая полсти тяжелых занавесей. Неожиданный порыв ветра взметнул немного пыли, и огонь в кухонном очаге вдруг вспыхнул с новой силой. Люди, случайными группами рассевшиеся в помещении первого очага, заканчивали вечернюю трапезу, попивая ароматный чай из смеси разных трав и ожидая объявления Талута.
Наконец он встал и широким решительным шагом направился к Львиному очагу. Вскоре он вернулся, принеся с собой посох из мамонтового бивня, его утолщенный нижний конец постепенно заострялся, а высота посоха превосходила рост самого Талута. Примерно на уровне одной трети высоты от вершины к посоху было подвешено украшение, напоминающее колесо со спицами. В его верхнюю половину были вставлены белые журавлиные перья, развернутые веером, а к спицам нижней половины были привязаны кожаные шнурочки, на которых покачивались загадочные мешочки, фигурки из бивня мамонта и кусочки меха. При ближайшем рассмотрении Эйла поняла, что этот посох сделан из цельного куска бивня, который был выпрямлен каким-то совершенно необъяснимым способом. «Какой же великан, — в недоумении размышляла Эйла, — смог разогнуть бивень мамонта?»
Умолкнув, все внимательно смотрели на вождя. Он вопросительно глянул на Тули, та молча кивнула ему в ответ. Тогда он четырежды стукнул толстым концом посоха о землю.