Охотники на мамонтов

Джондалар, появившийся, когда Эйла уже начала свой рассказ, старался тихонько, не обращая на себя внимания, сидеть у дальней стенки. Чувствуя раскаяние, он уже начал было упрекать себя за то, что ушел так поспешно; но, услышав последнее замечание Диги, ощутил, как кровь отхлынула от его лица. Если Эйла задумала смастерить для кого-то одежду из белого меха, и притом не из лисьего, — это, должно быть, потому, что она уже дарила этому человеку одежду из лисьего меха. А он знал, кому она сделала такой подарок на церемонии приема в племя. Джондалар закрыл глаза и сжал кулаки. Ему не хотелось даже думать об этом.

Ранек тоже задавался вопросом, кому предназначался этот подарок. Он подозревал, что Джондалару, но ему хотелось, чтобы это был кто-то другой… Может быть, даже он. Но в любом случае она подала ему хорошую мысль. Для кого бы ни задумала она свой подарок — для него или для кого-то другого, — он сам вправе сделать подарок ей. Он помнил, как понравилась ей лошадка, которую он ей подарил, и мысль о том, чтобы вырезать для нее еще какую-нибудь фигурку, согревала его сердце.

Волчонок заскулил во сне, и Эйла, сидевшая на краю лежанки, потянулась к нему и успокаивающе погладила. За всю недолгую жизнь ему бывало так тепло и спокойно, только когда он был под боком у своей матери; а она часто оставляла его одного в темном и холодном логове. Но Эйла взяла его из этого безрадостного места, где ему было так страшно, где он был так одинок, и дала ему тепло, пищу, чувство защищенности. От ее успокаивающего прикосновения он сразу же затих, даже не успев проснуться.

Эйла не мешала Диги расписывать их приключения, лишь изредка вставляя замечание или разъяснение. У нее не было сейчас настроения рассказывать что-то, и ее даже забавляло, что повествование ее подруги сильно отличалось от того, что поведала бы она сама. Не то чтобы Диги искажала историю, просто она воспринимала все с несколько другой точки зрения, и некоторые ее впечатления поразили Эйлу. Ей самой положение вовсе не казалось таким опасным. Диги испугалась волка гораздо сильнее; кажется, она не понимала этих зверей по-настоящему.

Из плотоядных тварей волки числятся среди самых кротких. Если ты хорошо знаешь их повадки и внимательно следишь за их поведением — они вполне предсказуемы. Горностаи, скажем, куда кровожаднее, а от медведей скорее стоит ждать непредвиденных действий. Волки же нападают на людей редко.

Но Диги с такой стороны их не знала. Судя по ее описанию, свирепая волчица яростно набросилась на Эйлу, и та испугалась. И в самом деле, опасность была, но даже если бы Эйле не удалось отбиться — все равно волчица только защищалась. Она могла бы поранить Эйлу, но скорее всего не убила бы ее; отбив желанную тушку горностая, она убежала бы в свое логово. А когда Диги стала рассказывать о том, как Эйла полезла в волчье логово, все восхищенно уставились на нее. Она не то невероятно храбра, не то вовсе безрассудна… Сама Эйла не думала о себе ни того ни другого. Она просто знала, что вокруг нет взрослых волков: ведь следов-то не было. Черная волчица — единственная в округе, а теперь погибла и она.

В одном из слушателей красочные описания Диги вызвали не просто восхищение и удивление. Рассказ все больше и больше захватывал Джондалара. В своем воображении он еще дополнял рассказ Диги: он представлял себе Эйлу не просто в страшной опасности — ему казалось, что на нее напали волки, что она кричит от боли, истекает кровью, а может, и хуже… Он не мог вынести этой мысли, и прежнее беспокойство вернулось к нему с удвоенной силой. И другие ощущали что-то похожее.

— Ты не должна была подвергать себя такой опасности, — сказала предводительница племени.

Эйла посмотрела на Тули, потом оглянулась на Джондалара. Она заметила, как тот вернулся к очагу Мамонта. Он тоже был голоден.

— Не так уж было опасно, — возразила она.

— Ты что, считаешь, что лезть в волчье логово — это неопасно? — спросила Тули.

— Нет. Это было логово одинокой волчицы, и она была мертва.

— Может, и так, но как можно было разгуливать так долго, выслеживая волка? Когда вы вернулись, уже стемнело!

То же самое сказал и Джондалар.

— Но я увидела, что черная волчица — молодая и у нее были детеныши. Без матери они могли погибнуть, — объясняла Эйла, хотя прежде она уже говорила это — и никто ее не понял.

— И ты подвергала опасности свою собственную жизнь (и жизнь Диги, она имела это в виду, хотя и не сказала вслух) — ради волчат? Да когда эта черная волчица напала на тебя, не стоило и бороться с ней ради одного горностая. Пусть себе унесла бы его…

— Я не согласен, Тули, — возразил ей Талут. Все обернулись к вождю. — Это была голодная волчица, жившая по соседству с нами. Она уже выслеживала Диги, когда та расставляла ловушки. Кто поручится, что она не напала бы на нее исподтишка? К тому же теплеет, дети все больше играют на воздухе. Если эта волчица изголодалась, она вполне могла бы напасть на кого-нибудь из них — а мы ничего не могли бы поделать. Теперь мы знаем, что волчица мертва. Так лучше.