Внутреннее помещение оказалось довольно светлым, дымовое отверстие было немного больше обычного и хорошо пропускало свет, однако это стало понятным, только когда глаза вошедших привыкли к этому освещению после яркого солнечного света. Сначала Эйла подумала, что Диги разговаривает с девочкой-подростком. Но, приглядевшись, поняла, что Кули несколько старше, — вероятно, она была ровесницей ее высокой и крепкой подруги. Такое ошибочное впечатление создавалось из-за значительной разницы между этими двумя женщинами. Маленькая и очень стройная, Кули казалась таким хрупким созданием рядом с Диги, что ее немудрено было принять за ребенка, однако ее плавные и гибкие движения свидетельствовали об уверенности и опытности женской зрелости.
Снаружи это жилище выглядело большим, но внутреннее помещение оказалось меньше, чем Эйла себе представляла. Высота сводчатого потолка была ниже, чем обычно, и половину удобного для жилья пространства загромождали четыре мамонтовых черепа, установленные лобной частью вниз и частично вкопанные в землю. В отверстия от бивней были вставлены жерди, которые поддерживали этот слегка покосившийся и осевший свод. Оглянувшись вокруг, Эйла внезапно поняла, что этот дом далеко не новый. Деревянные опоры и соломенные перекрытия посерели от времени. Необычность этого жилья подчеркивалась отсутствием хозяйственной утвари и кухонных очагов. Эйла заметила лишь один маленький очажный круг. Пол был чисто выметен, и на земле виднелись темные зольные пятна, оставшиеся от прежних больших очагов.
Между опорными столбами были натянуты веревки, и на них были закреплены кожаные завесы, которые давали возможность формирования отдельных помещений. На этих веревках и крючках опор Эйла также увидела множество на редкость необычных вещей и украшений. Красочные наряды, странные, причудливо украшенные головные уборы, бусы из бивня мамонта и морских ракушек, подвески из кости и янтаря и некоторые другие вещи, назначение которых казалось совершенно непонятным.
В помещении было не слишком многолюдно. Небольшая группа сидела возле костерка, потягивая чай, еще двое, расположившись в полосе света, проникавшего через дымоход, шили какую-то одежду. Слева от входа пол был покрыт циновками, на которых также сидели или стояли на коленях несколько человек возле больших мамонтовых костей, разрисованных красными линиями и зигзагами. Эйла узнала ножные и тазовые кости, лопатку, две нижние челюсти и череп. Все обитатели дома тепло приветствовали вошедших молодых женщин, но Эйла поняла, что они прервали какое-то занятие. Люди вопросительно поглядывали на них, словно хотели выяснить, зачем они пришли.
— Вы можете спокойно репетировать дальше, — сказала Диги. — Я собиралась просто познакомить вас с Эйлой, но нам не хочется мешать вам. Мы с удовольствием подождем, пока вы закончите репетицию.
Музыканты взялись за свои инструменты, а Диги и Эйла присели рядом с ними на циновки. Женщина, стоявшая на коленях перед массивной бедренной костью, начала выбивать четкий и размеренный ритм молоточком, вырезанным из оленьего рога, однако извлекаемые ею звуки заметно отличались друг от друга. Возможно, высота и качество звуков изменялись в зависимости от того, в каком месте этого костяного инструмента был нанесен удар, и в результате получалась звучная мелодия. Внимательно следя за женщиной, Эйла пыталась понять, почему же изменяется тембр звучания.
Эта бедренная кость, длина которой была около тридцати дюймов, лежала не на земле, а на двух невысоких подставках. Эпифиз верхнего конца кости был отрезан, и естественный внутренний канал расширен посредством частичного удаления пористого заполнения. На верхнюю горизонтальную поверхность инструмента был нанесен равномерный ряд бордовых зигзагообразных линий — подобным узором Мамутои украшали почти все свои изделия, начиная с обуви и кончая стенами домов, — однако в данном случае назначение этого узора не исчерпывалось декоративной или символической функцией. Понаблюдав за игрой женщины, Эйла убедилась, что высота звука определяется тем, между какими линиями нанесен удар.
Эйла уже привыкла к звучанию черепных барабанов и лопатки мамонта, там тоже были определенные звуковысотные изменения. Однако ей не приходилось слышать, чтобы бедренная кость порождала целую гамму звуков. Эти люди, судя по всему, полагали, что у нее есть некий магический дар, но Эйла считала, что ее способности не идут ни в какое сравнение с магией этой музыки. Вскоре к игре подключился мужчина. Подобно Торнеку, он начал постукивать роговым молоточком по лопатке мамонта. Звучание этого инструмента было иным как по тембру, так и по высоте, однако эти более резкие глуховатые звуки дополняли и украшали мелодию, которую играла женщина на бедренной кости.