Охотники за алмазами

Скрип шин на гравии и свет фар в окнах спальни разбудили его. Он сел в постели и услышал настойчивый дверной звонок. Включил лампу. Два часа — Боже!

Он набросил на голое тело халат и пошел к двери, включая по дороге свет. Звонок продолжал трезвонить.

Он повернул ключ. Дверь распахнулась, ветром влетела Трейси, прижимая к груди чемоданчик.

— Где ты была? — Джонни испытывал одновременно гнев и облегчение.

— Джонни! Джонни! — Она приплясывала от возбуждения, глаза ее сверкали, щеки пылали. — Я их получила, оба!

— Где ты была? — Джонни не так-то легко сбить. С видимым усилием Трейси справилась со своим возбуждением, но продолжала улыбаться. Казалось, она негромко гудит, как электрический мотор.

— Пошли. — Она взяла его за руку и отвела в гостиную. — Налей себе большую порцию виски и садись, — приказала она, величественная, как королева.

— Мне не нужно виски, и я не…

— Нужно, — прервала она и пошла к бару, налила в хрустальный стакан большую порцию, добавила содовой и принесла Джонни.

— Трейси, что происходит?

— Пожалуйста, Джонни. Это так прекрасно. Не нужно портить. Садись.

Джонни неохотно сел, а Трейси открыла чемоданчик и достала оттуда стопку документов. Она встала в центре гостиной, приняв позу викторианской актрисы.

— Это, — объяснила она, — перевод с немецкого документа, выданного губернатором в Виндхуке и датированного 3 мая 1899 года. Преамбулу я опущу и перейду к сути.

Она откашлялась и начала читать:

— В соответствии с суммой в 10 000 марок, которая должным образом выплачена и получена, все права на разведку, добычу, обработку и вывоз всех металлов, драгоценных и недрагоценных камней, драгоценных, полудрагоценных и недрагоценных, всех минералов, гуано, растительности и других материалов органического и неорганического происхождения на период в девятьсот девяносто девять лет гарантируется господам Фарбену, Хендрику и Мозенталю, Южная Африка, торговцам гуано, с Бергенштрассе, 14, Виндхук, на площади в форме окружности радиусом в десять километров, центр окружности находится на самой высокой точке острова, лежащего на широте 23 градуса 15 минут юга и на долготе 15 градусов 12 минут востока.

Трейси замолкла и посмотрела на Джонни. Он застыл с каменным лицом, внимательно слушая ее. Она быстро продолжала:

— Все старые германские концессии ратифицированы объединенным парламентом, когда Южно-Африканский Союз принял на себя мандат после великой войны.

Он кивнул, не в состоянии сказать слово. Трейси продолжала улыбаться.

— Эта концессия по-прежнему законна. А все последующие права недействительны, и хотя первоначальная концессия предназначалась для разработки гуано, в нее включены и драгоценные камни.

Джонни снова кивнул, и Трейси достала другой документ из пачки.

— Компания Фарбен, Хендрик и Мозенталь, Южная Африка, все еще существует. Помимо этой давно забытой концессии, ей принадлежит только старое здание на Бергенштрассе, 14, в Виндхуке.

Неожиданно Трейси сменила тему.

— Ты спрашиваешь, где я была, Джонни. Ну, я была в Виндхуке и ездила по самым плохим в Южной Африке дорогам. Компания Фарбен, Хендрик и Мозенталь теперь принадлежит братьям Хендрик, паре фермеров, разводящих каракулевых овец. Ужасные старики. Я видела, как они перерезают горло бедным маленьким персидским ягнятам, чтобы у них не завивалась шерсть… — Трейси замолчала и глотнула. — Ну, я не стала объяснять им насчет концессии. Просто предложила купить компанию, они запросили двадцать тысяч, я сказала: «Подписывайте», и они подписали, и я оставила их смеющимися от радости. Они считают себя ужасно хитрыми. Вот! И теперь это твое!

Трейси протянула соглашение Джонни, и пока он читал его, продолжила:

— Я написала соглашение от имени «Ван дер Бил Дайамондз» и подписала его как директор, надеюсь, ты не возражаешь…

— Боже! — Джонни сделал большой глоток виски, потом поставил стакан и встал. — Не возражаю? — повторил он. — Приносишь мне концессию на Молнию и Самоубийство и спрашиваешь, не возражаю ли я?

Он потянулся к ней, и она пошла ему навстречу.

— Трейси, ты удивительна. — Они в экстазе обнялись, Джонни приподнял Трейси, и они незаметно для себя оказались лежащими на диване, все еще в объятиях друг друга. Потом они поцеловались, и смех сменился нечленораздельными звуками и вздохами.

Наконец Трейси оторвалась от него и соскользнула с дивана. Дыхание ее прерывалось. Волосы спутались.

— Хватит!

— Трейси. — Он двинулся к ней, испытывая страстное желание, но она удержала его на расстоянии вытянутой руки, упираясь ладонями в грудь, пятясь перед ним.

— Нет, Джонни, нет! — Она настойчиво покачала головой. — Послушай меня.

Он остановился. Огонь в его глазах медленно гас.

— Послушай, Джонни, Бог видит, я не святая, но… ну, я не хочу, чтобы мы… не на диване в доме другой женщины. Так я не хочу.

* * *

Бенедикт вывел большой «бентли» цвета меда из потока уличного движения на Бермондси-стрит и повернул в ворота склада. Остановился у погрузочной платформы и вышел.