Джонни снова повернулся к Бенедикту Ван дер Билу. Он изучал его, как только что изучал картины, сравнивая с тем стройным юным атлетом, которого знал несколько лет назад. В памяти всплыл образ: Бенедикт с грацией леопарда картинно бежит по полю, ловко поворачиваясь под высоко летящим мячом, аккутратно ловит его высоко над головой и опускает для ответного удара.
- Толстеешь, парень, - негромко сказал он, и щеки Бенедикта гневно вспыхнули.
- Убирайся отсюда! - выпалил он.
- Потерпи. Сначала расскажи мне о Трейси.
- Я тебе уже сказал: не знаю, где она. Распутничает где-нибудь в Челси.
Джонни чувствовал, как нарастает его гнев, но голос его оставался ровным.
- Где она берет деньги, Бенедикт?
- Не знаю... Старик...
Джонни оборвал его.
- Старик платит ей десять фунтов в неделю. А я слышал, что она тратит гораздо больше.
- Боже, Джонни. - Голос Бенедикта звучал примирительно. - Не знаю. Это не мое дело. Может, Кенни Хартфорд...
Снова Джонни нетерпеливо прервал:
- Кенни Хартфорд ничего не дает. Таково условие развода. Я хочу знать, кто субсидирует ее дорогу к забвению. Как насчет старшего брата?
- Меня? - Бенедикт возмутился. - Ты знаешь, мы не любим друг друга.
- Мне сказать по буквам? - спросил Джонни. - Ладно, слушай. Старик умирает, но силы пока еще не утратил. Если Трейси окончательно превратится в наркоманку, есть шанс, что наш мальчик Бенедикт вернет себе расположение отца. Тебе выгодно потратить несколько тысяч, чтобы отправить Трейси в ад. Отрезать ее от отца - и от его миллионов.
- Кто говорит о наркотиках? - вспыхнул Бенедикт.
- Я. - Джонни подошел к нему. - Мы с тобой не закончили одно маленькое дельце. Мне доставит массу удовольствия небольшая вивисекция вскрыть тебя и посмотреть, что там внутри.
Он несколько секунд смотрел Бенедикту в глаза, пока тот не отвел взгляд и не начал играть кисточками пояса.
- Где она, Бенедикт?
- Не знаю, черт тебя побери!
Джонни подошел к проектору и выбрал одну из бобин с пленкой. Отмотал несколько метров пленки и посмотрел на свет.
- Прекрасно! - сказал он, но линия его рта застыла в отвращении.
- Положи на место! - выпалил Бенедикт.
- Ты ведь знаешь, что Старик думает о таких вещах, Бенедикт?
Бенедикт неожиданно побледнел.
- Он тебе не поверит.
- Поверит. - Джонни швырнул бобину на стол и снова повернулся к Бенедикту. - Поверит, потому что я никогда не лгу ему.
Бенедикт заколебался, нервно вытер рот тыльной стороной ладони.
- Я ее две недели не видел. Она снимает квартиру в Челси. Старк-стрит. Номер 23. Приходила повидаться со мной.
- Зачем?
- Я ей дал взаймы несколько фунтов, - пробормотал Бенедикт.
- Несколько фунтов?
- Ну, несколько сотен. В конце концов она ведь моя сестра.
- Как мило с твоей стороны, - похвалил его Джонни. - Напиши адрес.
Бенедикт подошел к обтянутому кожей письменному столу и написал адрес на карточке. Вернувшись, протянул карточку Джонни.
- Ты считаешь себя большим и опасным, Ленс. - Говорил он негромко, но в голосе его звучала ярость. - Ладно, я тоже опасен - по-своему. Старик не будет жить вечно, Ленс. Когда он умрет, я тобой займусь.
- Ты меня чертовски испугал, - улыбнулся Джонни и пошел к своей машине.
На Слоан-сквер было сильное движение, и Джонни в своем "ягуаре" медленно приближался к Челси. Было время поразмышлять и вспомнить те времена, когда они жили втроем. Он, и Трейси, и Бенедикт.
Как зверьки, бегали они вместе по бесконечным пляжам, горам и выжженным солнцем равнинам Намакваленда - земли своего детства. Это было до того, как Старику повезло на реке Сленг. У них тогда даже на обувь денег не было, Трейси носила платья, сшитые из мучных мешков, и они втроем ежедневно ездили в школу верхом на одном пони, как ряд оборванных ласточек на изгороди.
Он вспомнил, как Старик уезжал часто и надолго, а для них это были длинные недели смеха и тайных игр. Они каждый вечер взбирались на деревья перед своим бараком с глинобитными стенами и смотрели на бесконечную землю, цвета мяса, пурпурную на закате, отыскивая облако пыли: это означало бы, что возвращается Старик.
Вспомнил он и почти болезненное оживление, которое поднималось, когда шумный грузовик "форд" с перевязанными проволокой крыльями оказывался во дворе, Старик выбирался из кабины, с пропотевшей шляпой на голове, покрытый пылью, заросший щетиной, и поднимал над головой визжащую Трейси. Затем он поворачивался к Бенедикту и, наконец, к Джонни. Всегда в таком порядке: Трейси, Бенедикт, Джонни.
Джонни никогда не думал, почему он не первый. Так было всегда. Трейси, Бенедикт, Джонни. Точно так же он никогда не думал, почему его фамилия Ленс, а не Ван дер Бил. И все это неожиданно обрвалось, яркий солнечный сон его детства рассеялся и исчез.
- Джонни, я не твой настоящий отец. Твои отец и мать умерли, когда ты был совсем мал. - Джонни недоверчиво смотрел на Старика. - Ты понимаешь, Джонни?
- Да, папа.
К его руке под столом, как маленький зверек, прикоснулась теплая ладошка Трейси. Он отвел руку.