Охотники за алмазами

— Сотворили меня маяком, товарищ начальник, на всю геологию нашу. Чтобы светил, значит, всенародно. И днем и ночью. Подсадили меня на высоту эту и вниз не пускаете. Держите! Стало быть, я прежде всего с вами должен поделить награду.

И тут Перекиньгора начал те самые «оскорбления действием». Оторвал на глазах у затихшего собрания от грамоты крупный кусок и кладет на стол перед начальником партии:

— Это лично вам, дорогой Илья Давыдович!

— Ты что?! Из ума выжил? — выдохнул Илья Давыдович, багровея лицом. — Разве-можно рвать Почетную грамоту?!

— Смотря для цели какой. Ежели чтобы поделиться по совести и справедливости, то можно! Не я один ее зарабатывал. Вы первый меня уговаривали устроить рекордное бурение. Так? А без вашей помощи, без приписок чужих метров не бывать мне маяком, не светить!

— Вот чудак-человек! Бурил-то ты сам, а не я! — начальник еще пытался удержать в своих руках собрание.

— Верно! Бурил. А что не добуривал, то мне приписывали. Вот вы, товарищ бригадир наш, в мои отчеты цифирки ставили. Как же мне вас не поблагодарить, не дать часть грамоты?

В зале порядок нарушился. Поднялся смех. Председательствующий кричит что-то, звенит по графину с водой. Но из-за общего шума его не слыхать.

— Долой! — раздраженно кричали одни. — Хватит!

— Тише! Дайте высказаться человеку! — возражали, другие.

Перекиньгора не выпускал из рук микрофона, и его голос гудел над головами.

— Выходь на сцену, Савелич, даю и тебе кусочек награды. Ты заслужил ее. Ты бурил смены вслед за мною, и твои метры в мой отчет писали. Помогал мне не один месяц, стыдно мне было в глаза твои смотреть!

— Так нешто я сам? По приказу делал, — прокричал в ответ Савелич.

— И еще профсоюзу нашему, что смотрел сквозь пальцы на такие фокусы-мокусы! И ему кусочек грамоты для почета!

Председатель профкома — мужик, как порох. Вспыхнул сразу. Громким голосом закричал:

— Прекратить безобразие! Не позволю хулиганства!

Сам весь дрожит и выкрикивает с перебоями, как движок на плохом горючем. И еще стучит кулаком по столу.

— Лишить его слова и грамоты!

Перекиньгора отыскал глазами журналиста из районной газеты, тот хохотал в президиуме, прикрываясь блокнотом.

— Товарищ корреспондент! Я и вас не позабыл. Поскольку вы лично приезжали на буровую, беседу со мною вели и фотокарточку делали при вспышках-молниях! А в то время как раз у моей вахты простой вышел. И при вас Савелич сказал: «Не тужи, на твой рекорд мои метры записали!» Я ему кулак показываю, мол, замолчи! И что вы, товарищ представитель печати, мне сказали, помните? Пожалуйста, сказали, не стесняйтесь. Никакого простоя в моем очерке не будет, потому что дана установка высветить передовой маяк. Верно я говорю?..

В зале стоял сплошной шум, веселый хохот. Одни слезы утирают, другие от смеха сгибаются, третьи стучат ногами.

— Стенька, кидай ему вслед кусочек! Это он тебе речухи сочинял.

— У меня на всех хватит!..

А на следующий день появился приказ об увольнении «за хулиганский поступок на собрании». С того дня к Степану и пристало прозвище Стенька Маяк.

5

В Колпашево Фарман Далманов встретил отряд геофизиков, возвращающийся из дальнего похода. Маршрут был тяжелым. Многие сотни километров прошли лесом и болотами, по «белым пятнам» усть-юганской тайги.

В Колпашево остановились на краткий отдых. Бородатые, исхудалые парни искренне радовались немудреному быту небольшого города, который после тайги казался раем. Они жили в гостинице, спали на кроватях, питались в столовой, посещали магазины и кино…

Руководил партией Василий Зыков. Высокий, крепкий, поседевший. Он бродил начинающим геофизиком в Усть-Югане еще до войны, сразу же после окончания вуза, шел по следам геолога Васильева. Двигались на лошадях, на лодке, на своих двоих. В тайгу особенно не углублялись. Добытые тогда материалы были отрывочные и скудные, они не привлекли к себе внимания. Пылятся на полках архива. Пройдя через всю войну в саперном батальоне, геофизик снова прибыл в края своей юности.

Далманов внимательно слушал бывалого геофизика.

— Странный край, сплошные загадки поставила природа, — Зыков развернул свою потертую карту. — Здесь Васильев обнаруживал естественные выходы нефти. Мы, к сожалению, ничего похожего не увидели. А приборы выявили крупные аномалии подземного рельефа. Купола и сдвиги. Но о глубинах, сам понимаешь, судить можно лишь предположительно.

— Очень даже интересно!

— В этом же месте в пятьдесят третьем году пробурили опорную скважину, — задумчиво произнес Зыков. — И никаких признаков на нефть. Осадочные породы — сплошной известняк.

— А нефтью пахнет!

— В меловых отложениях, к сожалению, нефть не ищут, ее там нет. А приборы показывают, что есть там что-то! — Зыков провел шершавой ладонью по карте. — Сюда бы сейсморазведчиков, чтобы более детально прощупали… Вам легче было бы вести разведку бурением.