К нему шагнула Татьяна. На плечах поверх пушистого свитера накинут белый халат.
— Привез?
— Ага, доставил, — Антон протянул сумку со стеклянными банками.
Татьяна, открыв одну из банок, взяла ложечкой пробный грунт, размяла, наполнила до половины им чистую пробирку.
— А насчет нефти можешь сразу узнать? — поинтересовался Чахин.
— Этим и занимаюсь.
Татьяна тщательно растерла в маленькой фарфоровой чашечке немного темно-коричневого грунта, потом высыпала в пробирку и, долив бензина, стала взбалтывать. Смесь стала однородной и получила окраску заваренного чая.
— Что? Нефть? — не утерпел Антон.
— Кажется, да…
Татьяна подошла с пробиркой к настольной лампе и стала ее внимательно рассматривать на свет. Осадки осели, и смесь получилась прозрачной и однородной. Татьяна осторожно вылила жидкость в чистую фарфоровую чашечку. Потом взяла фильтровую бумагу и прикоснулась к смеси. На бумаге сразу же образовались коричневые пятна. Татьяна как-то радостно улыбнулась, посмотрела на Антона, а потом снова на бумагу с пятнами.
— Нефть! Вот, смотри…
С пробиркой в одной руке и с бумагой в другой Татьяна выбежала в соседнюю комнату, в геологический отдел.
— Смотрите, положительная реакция!
Пробирку с жидкостью по очереди держали в руках и рассматривали на свет. Фарман Далманов дольше других разглядывал бледно-коричневую смесь. Он помолчал, хмурясь, потом его губы дрогнули в улыбке:
— Похоже. Похоже на нефть!..
— Вот, смотрите, пятна на бумаге!
— Образцы пород не перепутали?
— Нет, что вы? Как можно! Образцы брал сам мастер. Да и путать-то их не с чем, других нету.
Далманов задумчиво потер лоб ладонью, потом встал, прошелся по комнате, остановился у железной печки, исходившей жаром.
— Мы ждали. Да, да! Но надо не торопиться, не спешить. Могла произойти и ошибка, — он повернулся к лаборантке. — Проверьте еще раз.
А тем временем на буровой проводили каротаж: геофизики определяли подземные пласты для испытания. Евграф Теплов помог поднести свернутый в кольца кабель, на конце которого висел длинный набалдашник, чем-то похожий на снаряд. На щербатом настиле установили специальный прибор. Сделали заземление. У прибора склонился инженер-геофизик.
— Начинай!
Каротажники стали опускать продолговатый снаряд в скважину, а за ним змеей пополз и черный кабель. Проходили минуты, а черная змея все ползла и ползла. Наконец она остановилась. Каротажник в сдвинутой на затылок ушанке, розовощекий, весело крикнул!
— Есть!
Евграф взглянул на прибор. За стеклом четко виднелась цифра. Она показывала глубину скважины.
— Приготовились! — инженер-геофизик сбросил варежки и нагнулся над прибором. — Пошли!
Включили мотор, и катушка пришла в движение. Кабель пополз обратно из нутра земли. Только теперь он был уже не черный, а бурый, перемазанный глинистым раствором.
Подошел Лагутин и вместе с Тепловым начал рассматривать бумажную ленту-миллиметровку каротажного прибора, на которой два карандаша оставляли извилистый след.
— Ну, как там? — не утерпел Лагутин.
Геофизик, держа в стынущих пальцах бумажную ленту, уныло ответил:
— Кажется, нефтью и не пахнет. Даже песка хорошего нет. Сплошной известняк…
Потом, уже в вагончике, выпив чаю, инженер еще раз просмотрел ленту, сказал:
— Дно забоя и самые нижние горизонты ничего не дадут. А вот этот пласт, — он показал на горизонт 2175—2180 метров, — какой-то неясный и странный. Вроде бы сплошной известняк, а все же позволяет надеяться на нефть. Возможно, выплюнет несколько литров… В общем, испытатели проверят.
Евграф неодобрительно посмотрел на геофизика, словно тот виновен в неудаче. Буровики, набившиеся в вагончик, начали уныло расходиться. Столько усилий потрачено, полгода торчали как робинзоны на этом острове, и оказывается, опять пробурили пустую скважину…
Фармана Далманова подняли глухой ночью. Долго и требовательно звонил телефон, а Далманов никак не мог проснуться. Последние дни его мучила бессонница, и Фарман ходил с тяжелой от недосыпания головой. Вчера вечером, понимая, что ему опять не уснуть, глотнул сразу две таблетки снотворного…