Охотники за алмазами

Приказ есть приказ, его надо выполнять. Несколько дней назад, когда создавали дивизион, Оврутин мечтал лишь об одном: попасть на самый опасный участок, в пекло боя, где можно будет проявить себя. Мечтал о самостоятельном задании, чтобы лично, без чьей-либо помощи, принимать решения. И сейчас, когда, казалось, такая возможность ему представилась, Оврутин неожиданно для себя ощутил где-то внутри смутную тревогу одиночества и еще всплывшие откуда-то из прошлого забытые чувства робости и неуверенности, словно ему предстоит одному перейти по тонкому льду широкую реку… Ответственность навалилась на него и давила.

Кирилл позавидовал своим подчиненным. Те энергично рыли землю, действовали, выполняя его волю. И это в какой-то мере снимало с них неуверенность и всякие сомнения. Орудия укрыть надо — значит и вкалывай лопатой, торопись. Чем глубже зароешься, тем больше шансов остаться целым, остаться живым. Логика простая. А Оврутину, помимо обычных задач — окапываться с орудиями и вести огонь по наземным целям приходилось довольно часто за три года командирской службы, — предстоит принимать самому решения в тех непредвиденных ситуациях, о которых никто толком пока не знает. Отход частей может кончиться весьма неожиданно — так, что батарея окажется лицом к лицу с врагом. И сейчас Оврутину очень захотелось иметь где-то рядом старшего командира, слышать его грубоватый окрик, раздраженный голос, короткий приказ, требующий беспрекословного выполнения…

Кирилл выбрался из укрытия и остановился возле тонкой березки, что росла в начале пологого спуска с холма. Отсюда просматривалось асфальтовое шоссе, убегающее по волнистой местности туда, где впереди на линии горизонта чуть виднелись в голубоватом мареве крыши села.

Холм густо порос молодняком, кустами орешника и черемухи, а на вершине его стояли несколько берез, сосны и кряжистые темные елки. Внизу, у подножья, зарывалось в землю боевое охранение — взвод из дивизии народного ополченья. Чуть в стороне две женщины выкашивали небольшой луг, косы сверкали в лучах солнца.

Оврутин прислонился спиной к березке, и на какой-то миг далекий гул боя показался ему знакомым с детства шумом падающей воды… Он прикрыл глаза и увидел дугообразную белоснежную плотину Днепрогэса. В памяти всплыли не тревожные дни штурма, а те краткие минуты отдыха в обеденный перерыв. Увидел крепких, загоревших до темноты ореха друзей-бетонщиков, лежавших вокруг надутой автомобильной камеры, и самого себя в вылинявших синих плавках. За спиною глухо шумели пенистые водопады, шумел Днепр.

— Товарищ лейтенант!

Оврутин круто обернулся на зов. Видение Днепрогэса исчезло. Возле свежего бруствера стоял заряжающий первого орудия казах Тагисбаев, обнаженный по пояс, на голове в виде чалмы накручена гимнастерка.

— Товарищ лейтенант! Там задержание есть.

— Какое задержание? Ты о чем говоришь?

— Переодетый женщина в красноармейский форма, вот какой задержание.

— Что за чепуха!

Оврутин направился в глубь огневой позиции, на ходу окидывая придирчивым взглядом работу бойцов, давал указания. Еще немного, и можно будет сказать, что главное сделали. Какая-то неведомая сила подстегивала людей, они с остервенением долбили землю, понимая, что времени осталось мало, очень мало. Слева, по ту сторону шоссе, в глубине зарослей ельника, окапывалось третье орудие.

— Кого там задержали?

— Здесь она, товарищ лейтенант!

Оврутин вышел к снарядной повозке и возле нее увидел задержанную. Молодая, ладная, лет восемнадцати, В новой красноармейской форме, сапогах, на голове пилотка, из-под которой выбивались и свисали к покатым плечам густые волосы. Лицо девушки показалось Оврутину очень знакомым..

— Что за маскарад? — строго спросил лейтенант, напряженно вспоминая, где и когда они встречались.

Но Лариса, а это была она, облегченно вздохнула и улыбнулась. Она первая узнала его и шагнула навстречу:

— Это я, Лариса… Помните? У озера Врево вы адрес мой записали?..

Ларисе казалось, что ей повезло. Как-никак, а командир знакомый. Не отправит в тыл. После той бомбежки она твердо решила выбраться на передовую. Она стала торопливо рассказывать, как ей выдали полное обмундирование, как дядя Николай Гаврилович переслал тридцать рублей и она на все деньги накупила в аптеке бинтов, йода, даже от головной боли порошки взяла, одним словом, сумка полна медикаментов.

— А на санитарку я немного на курсах училась, кружок Осовиахима при школе в прошлом году кончила. Еще до университета!

Оврутин смотрел на нее и не знал, что предпринять. То ли отправить в тыл, как задержанную на огневой позиции, то ли оставить в батарее, руки санитарки, хоть и неопытной, могут пригодиться, то ли пустить вперед к фронту, но едва ли она доберется до передовой, если по шоссе уже отходит стрелковая дивизия, вот-вот должны показаться первые машины…

— Лейтенант, наше охранение сматывается!

— Что?!

— Сматывает удочки, лейтенант, — сержант, с прилипшими мокрыми волосами, обнаженный по пояс, перемазанный глиной, прибежал с лопатой в руке. — Вон, смотри сам!